Графиня толкнула дверь и обвела взглядом помещение. Несколько раковин, смастерённых под рукомойники, находились всё там же: плотно прилегая к стене с длинным прямоугольным зеркалом. Местами с подвижных стержней, или, как ласково их обзывала Анюта, «носиков», срывались капли и с гулким звоном разбивались о металлические поверхности.
Постояв так некоторое время, глядя на причудливую игру лунного света на мутноватой поверхности, графиня собралась было уходить, но внезапный дискомфорт в области носа вынудил её остаться. Когда пальцы наткнулись на что-то тёплое и липкое, она догадалась, что то была кровь. Такое уже случалось: когда она переутомлялась или забывала поесть.
Спокойно прошествовав к самому дальнему умывальнику, Мария сложила ладони лодочкой, подставила их к носику и нажала на него. Ледяная и немного застоявшаяся вода потекла ручейком. Когда жидкости набралось достаточно, графиня плеснула ею себе в лицо. Она делала это снова и снова до тех пор, пока не стало совсем холодно. Мария подняла голову и открыла глаза. И это стало её ошибкой, потому что она едва не упала на ровном месте.
Графиня не причисляла себя к барышням, которых легко смутить и уж тем более напугать. Однако подкравшаяся воспитанница сумела её впечатлить. Мазнув взглядом по собственному отражению и убедившись, что ничего в нём не выдаёт того мимолётного смятения, Мария стала стряхивать капельки воды с рук.
– Не спится? – невозмутимо поинтересовалась она, прекрасно зная, что девочкам запрещено покидать постели до утра.
Позади раздалось медленное шарканье обуви, за которым последовало неясное бормотание.
Мария вновь посмотрела в зеркало. В темноте она увидела лишь сгорбленный силуэт –
–
– Конечно, ты не хотела, – как можно мягче произнесла Мария, решив подыграть чем-то глубоко расстроенной девочке.
Оборачиваться графиня не торопилась: любое необдуманное движение могло вспугнуть и без того испуганного ребёнка.
– Я тебе верю.
–
Мария почувствовала, что за спиной больше никого нет. Вцепившись в край раковины, она повернулась назад и осмотрела каждый угол, насколько позволяло освещение.
Графиня охнула: хладная рука с невиданной силой сдавила запястье. Она пыталась заставить тело двигаться, но оно будто закоченело. Глянув в сторону, Мария позабыла обо всём на свете.
–
Графиня смогла выдавить из себя одно-единственное:
– Что?
Горькая. Самая горькая улыбка, которую Мария видела, растеклась по чёрным губам. Стеклянные голубые глаза бегали по телу графини: от макушки до носков туфель. Девочка отпустила её руку, приподнялась на цыпочки и потянулась к волосам.
–
– Что с вами? – Сухая рука мадам Штольц контрастом легла на вспотевший лоб графини Ельской. – Вы слышите меня, сударыня?
И Мария слышала, однако совершенно не понимала, когда женщина успела войти и куда подевалась девочка.
Поправив кружевной чепец на голове, Штольц смерила графиню осуждающим взглядом. Уловив настрой воспитательницы, Мария хотела привести в порядок причёску, чтобы хоть как-то сгладить растрёпанный вид.
– Кровотечение из носа вынудило меня покинуть кровать. – Умело маскируя хрипотцу в голосе, графиня приподняла подбородок, чувствуя себя уже более уверенно. – К счастью, всё прошло. Я незамедлительно вернусь к себе.
Штольц вяло кивнула, и Мария направилась к двери. Проходя мимо умывальников и тщательно гоня мысли о произошедшем, она вдруг споткнулась, заприметив малюсенький предмет у самого порога.
– В чём дело? – проскрипела Штольц, наверняка мечтая поскорее оказаться на столь же жёстком, как её лицо, матрасе.
Незаметным манёвром графиня вынула белый квадратик из кармана платья и уронила его, чтобы точно таким же лёгким и быстрым движением поднять находку.
– Любимый платок, – объяснила она, выдавив из себя смущённую улыбку. Благо темнота скрывала всю неискренность её слов.
Высокий, недавно побелённый потолок временной комнаты графини не переставал кружиться. Внезапное головокружение напоминало последствия любимой детской игры: ты расправляешь руки в стороны, вопишь во всё горло и вертишься вокруг своей оси. Всё быстрее. Быстрее. Пока ноги не перестают держать, а завтрак, который ты кое-как запихнула в себя, не начинает проситься обратно.