Это
– А вы сможете справиться с последствиями, Инна Игнатьевна? – полушепотом спросила я.
Может, ей и удастся шантажировать меня бабушкой, но этот случай я ей
– Записываете, да? Эта голодранка мне угрожает.
Я расстегнула первую пуговицу. Время словно замедлилось: взгляды окружающих, громкое дыхание, смех Акулы. Подняв глаза, я поймала растерянный взгляд Игоря. На мгновение показалось, что мы понимаем друг друга. Я попыталась послать ему мысленный сигнал: «помоги».
Но он отвел взгляд, а мои руки уже расстегнули все пуговицы.
– Хватит копаться. Живее! – подстегнула Инна Игнатьевна.
Я посмотрела в сторону двери.
Сейчас!
Наплевав на все, я ринулась к свободе, но Акула оказалась слишком шустрой. Она поймала меня за воротник рубашки, потянула назад и тем самым почти сняла ее с меня.
Одноклассники загудели.
– Я думал, что в школе скучно, но это просто бомба, – шепнул один другому.
– Снимай штаны, – Инна Игнатьевна стала расстегивать мой ремень.
Она стянула его так быстро, что я едва успела моргнуть. Остальное происходило, как в ночном кошмаре: рубашка полетела на учительский стол, следом за ней отправился ремень. Я вылезла из штанов и осталась стоять в одних носках и нижнем белье.
– Если кто-нибудь посмеет прийти в школу пьяным, я вас всех раздену! Поняли?! – Акула схватила мою одежду и ткнула ей мне в лицо. – Не посмотрю, что ты сиротка, отправлю к психиатру – в лучшем случае. Всем и так известно про твои нервные срывы и про то, почему тебя выперли из другой школы.
Она грубо всучила одежду мне в руки, и я прижала ее к груди и паху, тщетно пытаясь сделать свое тело недоступным. Но было уже поздно: все вокруг сняли то, как Инна Игнатьевна унижала меня. И никто не встанет на мою сторону, если я попрошу копию видео для заявления в полицию.
По щеке стекла слеза. Я быстро стерла ее, чтобы никто не заметил.
– Бери рюкзак, – Акула швырнула его мне в ноги, – и проваливай отсюда. Пока не протрезвеешь, в школу не приходи. Твое счастье, что никто не покажет видео директору. Ходишь тут пьяная, как последняя тварь…
Я не выдержала.
– Я тебя ненавижу, – негромко сказала я.
– Что-что? Ну-ка повтори! – с вызовом бросила Инна Игнатьевна.
– Ненавижу! – крикнула я срывающимся голосом, подхватила рюкзак и сбежала из класса.
* * *
Остаток дня я провела в школьном туалете, захлебываясь слезами и размазывая тушь. Как может взрослый человек издеваться над тем, кто уязвимее него? Неужели в этом мире не осталось тех учителей, которые были готовы отдать жизнь за своих учеников? Куда делись те идеалы из старых фильмов?
Высморкавшись в туалетную бумагу, я зашвырнула ее в мусорное ведро. Взяла телефон в руки и сжала до скрипа пластика. В голове пульсировало: «позвони Тарасу, он решит все твои проблемы».
Но я не могла с ним так поступить. Мы стали встречаться не для того, чтобы плакаться друг другу в жилетку. Ему живется намного тяжелее, чем мне. Тарас рос в детском доме, после девятого класса пошел в колледж. В четырнадцать лет он попал под влияние плохой компании, но общение с ними вылилось в выгодное «сотрудничество» с местными бандитами. Он предупреждал о риске: если с ним что-то случится, мы никогда не увидимся. А я говорила, что мне плевать, потому что хочу быть рядом во что бы то ни стало. Но стоило Тарасу исчезнуть из моей жизни на несколько недель, как я начинала панически бояться. Что, если он больше не вернется?..
Спасением стали мысль о Дарье и ее слова о пятнице. Что ж, видимо, сегодня отличный день, чтобы излить ей душу.
* * *
Я отошла на достаточное расстояние от школы и, убедившись, что меня никто не преследует, набрала номер подруги.
– Алло? – сонно ответила она.
– Черт, прости. Я тебя разбудила?
– Нет…ну, да. Но я уже давно должна была встать, – зазвучал ее веселый голос.
Я улыбнулась, сдерживая непрошенные слезы. Когда мы были детьми, Дарья часто собирала цветы и плела самые лучшие венки на свете. Она была первой, кто надел мне на голову венок из одуванчиков и сказал: «ты – маленькая принцесска!» Эти слова до сих пор хранятся у меня в сердце, и я достаю их оттуда всякий раз, когда начинаю скучать по Дарье.
А потом, когда ей исполнилось четырнадцать, она ненадолго пропала из моей жизни. Все усложнилось, когда она пришла к нам с бабушкой в синяках и крови, и объяснила, что ее отправили заниматься проституцией. Бабушка хотела написать заявление, но Дарья ее остановила; сказала, что по-другому денег на еду не достать.
Я еще не понимала ужаса случившегося, а баба Снежа выплакала все глаза. Она тщетно пыталась забрать Дарью под свою опеку, но ее отправили куда подальше.
– Так, что там у тебя? Рассказывай! – голос подруги звучал слишком жизнерадостно.
– Прости, но мне придется тебя огорчить, – я выдохнула и помотала головой.
Язык отказывался шевелиться, признаваться было стыдно.