— Она недолго там училась, — быстро отвечаю я. — Кстати, Уилл, я все хотела спросить. В той серии «Дожить до утра», когда ты был в арктической тундре, насколько там было холодно? Ты правда чуть не отморозил руку?
— Ага, — подтверждает Уилл. — Я ничего не чувствовал подушечками этих пальцев, — он протягивает ко мне руку. — С парочки даже исчезли отпечатки.
Я щурюсь. Лично я не вижу никакой разницы. И все же ловлю себя на том, что говорю:
— Да, кажется, вижу. Ничего себе.
Я говорю как чокнутая фанатка.
Ко мне поворачивается Чарли.
— А я и не знал, что ты видела это шоу, — говорит он. — Когда ты его смотрела? Уж точно не со мной.
— Не обижайся, приятель, я правда все собираюсь посмотреть, — по тому, как он это говорит, сразу понятно, что это неправда. Он даже не пытается звучать искренне.
— Все нормально, — мягко отмахивается Уилл.
— Ну… — протягиваю, — я целиком-то его и не смотрела. Так… просто отрывки.
— Что-то мне кажется, дамочка слишком сильно отнекивается, — говорит Питер и хватает Уилла за плечо, ухмыляясь. — Уилл, у тебя тут фанатка!
Уилл легко отшучивается. Но я чувствую, как краснею до самой шеи. Надеюсь, тут слишком темно, чтобы кто-то заметил мой румянец.
Вот черт. Нужно еще выпить. Я поднимаю бокал и допиваю все оставшееся.
— Ну, хотя бы жена у тебя умеет веселиться, — обращается Дункан к Чарли. Феми наливает мне почти полный бокал.
— Ой, — замечаю я, когда жидкость касается краев. — Это очень много.
Внезапно раздается громкое «бульк», и что-то брызжет мне на запястье. Я с удивлением замечаю, что в мой бокал что-то упало.
— Что это было? — растерянно спрашиваю я.
— Смотри, — говорит Дункан, ухмыляясь. — Я бросил монетку. Теперь придется все выпить.
Я смотрю на него, потом на свой бокал. И правда, на дне моего полного бокала лежит маленькая медная монетка с суровым профилем королевы.
— Дункан! — журит его Джорджина, хихикая. — Какой
Кажется, мне не кидали монетку в бокал с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Внезапно все смотрят на меня. Я смотрю на Чарли, ожидая поддержки, заверения, что мне не придется это пить. Но выражение его лица до странности напоминает мольбу. Именно такой взгляд периодически бросает на меня Бен:
«Какая глупость», — думаю я. Мне не обязательно это пить. Мне тридцать четыре года. Я даже не знаю этих людей, они не имеют надо мной никакой власти. Меня нельзя заставить…
— Пей…
— Пей!
Боже, они начали повторять хором.
— Спаси королеву!
— Она утонет!
—
Я снова чувствую, как краснеют мои щеки. Чтобы заставить их отвести от меня глаза и прекратить повторять одно и то же, я опрокидываю бокал и выпиваю залпом. До этого мне казалось, что шампанское восхитительно, но теперь оно ужасно — кислое, острое, обжигающее горло, когда я закашливаюсь на середине глотка, оно бьет мне в нос. Я чувствую, что не могу проглотить все и часть вот-вот выльется изо рта. У меня глаза на мокром месте. Какое унижение. Как будто все знают правила этого вечера, кроме меня.
После этого они радостно смеются. Но это не для меня. Они поздравляют самих себя. Я чувствую себя ребенком, которого окружили хулиганы с детской площадки. Когда я бросаю взгляд в сторону Чарли, он виновато морщится. Меня вдруг окутывает такое одиночество. Я отворачиваюсь от компании, чтобы спрятать лицо.
И тут я замечаю такое, от чего кровь стынет в жилах.
Кто-то стоит у окна, смотрит на нас из темноты и молча наблюдает. Лицо прижато к стеклу, черты искажены в отвратительную маску горгульи, а зубы оскалены в ужасной ухмылке. Пока я смотрю, не в силах отвести взгляд, оно произносит губами один-единственный слог.
БУ!
Я даже не понимаю, что выпустила бокал из рук, пока он не разбивается у моих ног.
Сейчас. Вечер свадьбы
Через несколько минут официантка приходит в себя. Судя по всему, сама она не пострадала, но то, что она увидела, почти лишило ее дара речи. Гостям удается вымучить из бедной девушки лишь тихие стоны и неразборчивое бормотание.
— Я отправила ее в «Каприз» за парой бутылок шампанского, — беспомощно говорит старшая официантка, которой самой едва больше двадцати.
Казалось, тишину в шатре можно было потрогать пальцами. Гости пытаются различить лица своих близких, убедиться, что они здесь, в безопасности. Но среди взволнованной толпы трудно разглядеть хоть кого-нибудь, все немного потрепаны после бурного праздника. Не помогает и огромная форма шатра: танцпол в одной части, бар — в другой, а обеденный зал — в самом большом отсеке.
— Она могла просто перепугаться, — замечает какой-то мужчина. — Ей же всего ничего, а снаружи кромешная тьма и бушует шторм.
— Но если нет, то кому-то нужна помощь, — встревает другой мужчина. — Надо пойти посмотреть…
— Нельзя, чтобы вы все разбрелись по острову.