И вот полицейские на месте. Они надели на меня наручники. Они меня арестовали. Они отвезли меня обратно на материк. Они отправят меня домой, чтобы судить за убийство лучшего друга.
Да, я правда думал об этом в пещере. В смысле, об убийстве Уилла. Схватить первый попавшийся камень. И потом наступил момент, когда я
Но я его не убивал. Я это знаю, хотя после той таблетки Пита Рамзи все и покрылось туманом, а некоторые вещи я и вовсе не помню. Меня даже не было в шатре. Как я мог схватить нож? Но полицию, видимо, это не особо заботит.
По крайней мере, я не
Вот только я и есть убийца, так ведь? Тот пацан, много лет назад. В конце концов, именно я его привязал. Уилл подбил меня на это, но сделал все я. И фраза «Я был слишком тупым, чтобы обдумать все последствия» не годится в оправдание, правда?
Иногда я думаю о том, что видел той ночью перед свадьбой. О той штуке, той фигуре, скорченной в углу моей комнаты. Очевидно, нет никакого смысла о ней кому-то рассказывать. Только представьте: «Да нет, это не я. Мне кажется, на самом деле Уилла заколол огромным хреновым ножом для торта призрак мальчика, которого мы убили. Да, наверное, именно его я видел в своей спальне накануне свадьбы». Звучит неубедительно, как считаете? В любом случае, скорее всего это плод моего воображения. Это имеет хоть какой-то смысл, потому что тот парень живет там уже много лет.
Наверное, меня уже ждет тюремная камера. Но если подумать, я был в заточении с того самого утра, когда начался прилив. И, может, наконец-то над нами свершилось правосудие за ту страшную вещь, которую мы сотворили. Но я не убивал своего лучшего друга. А это значит, что это сделал кто-то другой.
Ифа. Свадебный организатор
Я заношу над ним нож. Фредди я уверяла, что хочу затащить сюда Уилла только для того, чтобы поговорить. И это было правдой, по крайней мере, в начале. Возможно, я передумала из-за того, что услышала в пещере: отсутствие всякого сожаления.
За одну ночь разрушено четыре жизни. Одна грешная душа в качестве компенсации за одну невинную: вполне честная сделка.
Я надеюсь, что он увидит лезвие в луче фонаря. На мгновение я хочу, чтобы он — такой золотой мальчик, такой неприкасаемый — почувствовал хоть малую часть того, что наверняка испытывал мой младший брат той ночью, когда лежал на пляже, ожидая прилива. Тот ужас. Я хочу, чтобы этот человек испугался больше, чем когда-либо в своей жизни. Я все еще направляю на него фонарь, на его расширившиеся глаза.
А потом, за своего младшего братика, я пронзаю Уилла ножом. В самое сердце.
Эпилог. Несколькими часами позже. Оливия. Подружка невесты
Наконец-то ветер затих. Приехала ирландская полиция. Нас всех собрали в шатре, потому что хотели приглядывать одновременно за всеми. Полицейские объяснили, что произошло. Кого они нашли. Мы знаем, что кого-то арестовали, но кого — неизвестно.
Удивительно, какими тихими могут быть сто пятьдесят человек. Люди сидят за столиками и разговаривают шепотом. Из-за холода и шока некоторые кутаются в термоодеяла, которые издают больше шума, чем голоса, — постоянно шуршат, когда кто-то двигается.
Я не перемолвилась ни словом ни с одним человеком с того самого момента, когда мы с ним стояли у обрыва. Такое чувство, что меня лишили возможности говорить.
Несколько месяцев я думала лишь о нем. А теперь мне сообщили, что он мертв. Особой радости от этого я не испытываю. По крайней мере, мне так не кажется. В основном я все еще в ступоре.
Его убила не я. Но я
Я вздрагиваю от неожиданности, когда кто-то опускает руку на мое обнаженное плечо. Поднимаю глаза. Это Джулс, поверх ее свадебного платья наброшено термоодеяло. На ней оно смотрится как часть наряда, как плащ королевы-воительницы. Ее рот сжат в такую тонкую линию так, что губы почти исчезли, глаза блестят. Ее рука крепко сжимает мое плечо.
— Я знаю, — шепчет она. — О нем… и тебе.
О боже. Так значит, после всех моих раздумий по поводу того, сказать ей или нет, она в итоге каким-то образом поняла все сама. И она меня ненавидит. Должна ненавидеть. Я это вижу. И знаю, что, когда Джулс принимает решение, его никак не изменить, и неважно, что я теперь скажу.
Но потом ее лицо меняется, в нем появляется нечто… и я вижу на нем новое выражение.
— Если бы я знала… — я скорее читаю ее слова по губам, чем слышу их, — если бы я…