Список Мадонны

Подгоняемый сильным западным ветром, «Буффало» обогнул мыс Доброй Надежды и вышел в Индийский океан тогда, когда старый год безрадостно перешел в новый. Стоявшим на палубе заключенным было не полюбоваться стайками летучих рыб, вылетавших перед носом судна с великолепным серебряным мерцанием, не наблюдали они и за дельфинами. Вместо этого их строили на палубе группами по двенадцать человек и по два часа держали в молчаливом ожидании или, если это было угодно Блэку, они могли побриться. Обычно он наблюдал за тем, как они брили друг друга одной и той же тупой бритвой, посмеиваясь, когда кто-нибудь вскрикивал от боли и от вида струившейся крови. Старик Хуот снова заболел. Хьюитту было трудно доставать для него дополнительную воду, но каким-то образом он делал это. Мартин был вдвойне благодарен этому доброму молодому йоркширцу, поскольку ему больше нечем было платить ему.

10 января

Мартин вместе с другими вскарабкался по трапу и вышел на палубу. Первым, что он почувствовал, была не мрачность дня, не свежесть глотка воздуха, а тишина. Сильный ветер, который бил и стегал паруса, ослаб до легкого дуновения. Холодные брызги не кусали его щеки и не попадали в глаза. Мартин видел все очень отчетливо. Свободного пространства палубы перед ним было всего около метра. Дальше стояли солдаты, и среди них — крепкий матрос с татуировками на мускулистых руках. В одной руке он небрежно держал длинный тонкий хлыст, а другой ковырял в носу. За ним к мачте был привязан человек, обнаженная спина которого белела под утренними лучами солнца. Увидев это, Мартин остановился как вкопанный и замер на месте, пока один из солдат не толкнул его вперед. Человеком у мачты был Хьюитт.

Когда все заключенные собрались на палубе, капитан Джон Вуд спустился с мостика. Он оглядел всех; высокая тулья его фуражки и сухопарый вид напомнили Мартину какую-то злобную гигантскую птицу. Ниблетт скомандовал солдатам «смирно», матрос с обнаженными руками изготовился, приложив березовый хлыст наискосок к спине привязанного человека.

— Вы здесь сегодня для того, чтобы увидеть, что бывает, когда дисциплина на моем корабле нарушается неповиновением. Некоторым из заключенных, без сомнения, удалось использовать жадность этого человека и его неуважение к служебным обязанностям в своих интересах. Теперь вам будет предоставлена возможность увидеть, чем он заплатит за это. Конечно, если никто не пожелает присоединиться к нему. Будьте уверены, что у боцмана Картрайта настолько крепкая рука, что он мог бы свершить правосудие над каждым из вас. — Вуд умолк. Оценивая произведенный эффект, он внимательно посмотрел на одетых в рваную одежду людей, стоявших в молчании. Некоторые из них заежились под первыми каплями начинавшегося дождя.

Перед глазами Мартина все помутилось. Он пытался произнести слова, которые готовы были слететь с его языка: «Он старался, как мог, чтобы помочь больным среди нас. Его не нужно наказывать. Позвольте мне занять его место, поскольку я виноват больше его», — но ничего не получилось. Его зубы не разомкнулись, он чувствовал свое тяжелое дыхание, однако слова не произносились.

— Желающих нет, — сказал Вуд. Он отступил на шаг и кивнул Картрайту. — Приступайте к своим обязанностям, боцман.

Березовый прут взлетел к свету, замер на миг, нацелившись в небеса, и со свистом опустился вниз, врезавшись в спину Хьюитта со звуком наполовину глухим, наполовину трескучим. Хьюитт закричал от боли. Это был пронзительный долгий визг, внезапно умолкший, когда хлыст опять тяжело опустился на его спину. Он опускался снова и снова, пока спина Хьюитта не оказалась полностью исполосованной и не покрылась кровью. Крики его отдавались эхом отовсюду, из пронзительных и резких они постепенно стали более глухими, затем стали тише и начали походить на стоны, пока не умолкли совсем, когда его голова упала вперед, ударившись о мачту. Для Мартина, плотно закрывшего глаза, жгучие раны от хлыста представлялись еще ужаснее в этом безмолвии. Тщетность всего этого была очевидной, но Хьюитт заплатил свою цену.

Наконец Вуд поднял руку. Два матроса вышли вперед. Один развязал веревки, которыми Хьюитт был привязан к мачте. Второй поддерживал Хьюитта, чтобы тот не упал на палубу. Вдвоем они пронесли его мимо заключенных. Глаза Хьюитта были закрыты, а поседевшие волосы взмокли и спутались. Изо рта, из того места, где он от боли прикусил губу, сочилась кровь.

Все стояли молча. Вуд сказал:

— Пусть это послужит уроком для всех вас. Мне следовало бы повесить его.

13 января

Ревущие сороковые опять наполнили паруса ветром, и «Буффало» весело бежал по Индийскому океану. При такой скорости хода берега Земли Ван-Димена, по словам солдата охраны, сменившего Хьюитта, должны были появиться на горизонте с востока не позднее чем через три недели. Узники не видели Хьюитта со времени экзекуции и с радостью восприняли известие о том, что его раны начали заживать. Ему не позволили вернуться в охрану, ему поручили менее важное задание.