Список Мадонны

Мартин оказался прав. На Махони нашло откровение. Было очевидно, что никто не знал об избиениях на борту судна. Махони мог опротестовать назначение, но только на законных основаниях, которые отсутствовали, поскольку не было никакого подтверждения антипатии, которую испытывал Ниблетт к Мартину. Он взвесил имевшиеся у него варианты, даже вскочил, чтобы подойти к Коулингу, но потом снова сел. Интуиция подсказывала ему, что ничего хорошего из этого выйти не может. Это просто не следовало делать при такой вероятности неудачи.

Единственными людьми в зале, помимо военных клерков, были два обвинителя: майор Фредерик Эндрюс и капитан Питер Гиблинг, оба из Двадцать восьмого полка, а также солдаты охраны с оружием, стоявшие по стойке смирно у обоих входов. Ровно в десять часов майор Джеймс Коулинг открыл заседание. Эндрюс зачитал детали обвинения, выдвигавшегося английской короной против заключенного, в котором подробно было объяснено, что, несмотря на факт отсутствия тела, вина Мартина Гойетта определялась наличием разумного сомнения, сомнения, которого попросту не существовало в этой конкретной инстанции.

Затем Эндрюс попросил своего напарника выйти вперед, призвав трибунал проявить терпение и выслушать подоплеку, из которой, без сомнения, следует понимание той полной насилия среды, из которой вышел обвиняемый. Потом в течение полутора часов Гиблинг подробно описывал события 1838 года, включая суды и приведенные в исполнение смертные приговоры. Первую часть выступления Гиблинга Ниблетт слушал внимательно, моргая и кивая в знак согласия, но потом начал зевать и ковырять в носу. Коулинг слушал Гиблинга с интересом, а на лице Уэйра не было никаких эмоций.

Был почти полдень, когда к трибуналу обратился Махони. Он выразил существовавшее у него разумное сомнение, а также свои огорчения тем, что юридическая система колонии позволяла событиям развиваться подобным образом. Что же до комментариев Гиблинга о восстании, то Махони опустил их в своем выступлении, но отметил очевидную лотерею возможности оправдательного решения. Из всего того, что он прочел, обвинение основывалось более на намерении лидеров, чем на индивидуальном поведении, заслуживающем наказания. Он стоял недостаточно близко к Уэйру, чтобы услышать, как тот резко вздохнул, или иметь возможность увидеть открытую враждебность в его глазах.

* * *

Первым свидетелем выступила матрона Нэнси Эдвардс. Она подробным образом рассказала, как Мартин прибыл в приют и сообщил ей, что посетитель, которого она ждала, заболел и не смог приехать. Она сообщила о том, что видела из окна, ответив положительно на вопрос Эндрюса о том, была ли туземная девушка испугана появлением подзащитного.

Махони задал четыре вопроса. Гнался ли подзащитный за девушкой, когда та побежала к воде? Матрона Эдвардс отрицательно покачала головой:

— Нет, он этого не делал.

— Тогда что же он сделал? — спросил Махони.

— Он побежал в другую сторону. По направлению к своей лошади, я полагаю.

На вопрос, могла ли она сказать, был ли подзащитный взбешен, удивлен или потрясен, матрона ответила, что не знает. Она в действительности и не разглядывала так подробно. Все было для нее таким шоком. Бедная Мэри! Нэнси Эдвардс удивилась, когда Махони спросил ее о цвете глаз девушки. Это были самые странные глаза из всех глаз, которые ей приходилось видеть. Светло-коричневые с желтизной внутри них, казалось, что они смотрели сквозь вас. Но она не считала ее сумасшедшей.

Следующим Эндрюс вызвал доктора Армитаджа, чтобы тот высказал свое мнение о психическом состоянии девушки. Армитадж назвал ее девочкой-простушкой. Эндрюс поинтересовался, была ли она привлекательной. Армитадж подумал и ответил, что возможно, но в своем диком языческом смысле. Она расхаживала полунагой и была похожа на некоторых, подобных ей, поэтому ее поведение могло быть воспринято как распущенная игривость, если трибунал понимает то, что он имеет в виду.

Махони отказался от перекрестного допроса.

* * *

После обеда Эндрюс вызвал Александра Блэка. Мартин наблюдал за тем, как его старый мучитель давал клятву и усаживался на месте для дачи свидетельских показаний, расправив, по всей видимости, совершенно новый костюм. На мгновение их взгляды встретились, после чего Блэк стал смотреть прямо в лицо Эндрюса. Он выглядел развязно уверенным в себе.