— Никогда ни одна женщина еще так обо мне не пеклась.
Я на это не стала говорить, что меня в основном заботит возможная потеря одного из немногих золотых тигров, не принадлежащих к линии, которую скрыли когда-то хорошие арлекины, а также генетическое разнообразие и прочие общие соображения, не сказала, что я еще не люблю его. Пусть верит в то, во что ему надо верить, а я вернусь к Эдуарду и прочим копам — нет у меня времени обсуждать с Этаном, что есть желание, что есть любовь, и какая между ними разница — такие разговоры получаются слишком долгими.
Бернардо завез меня по дороге к какому-то фаст-фуду. Не самое здоровое питание, но мне было нужно мясо, и бургер вполне подошел. Он поможет отсрочить следующее необходимое кормление, а я хотела его отсрочить, не теряя способности заживления ран. На правой руке у меня остался едва заметный шрам, и я сама была виновата, что вовремя не позаботилась о метафизике.
Пока мы ждали заказа, Бернардо сказал:
— Пока мы еще не приехали к Эдуарду, я тебе должен сказать кое-что. Он взял с меня обещание.
— Звучит зловеще, — ответила я, глядя на него. Он огладил большими смуглыми руками руль, и жест этот показался мне нервозным. Плохо. — Давай выкладывай.
Он снял темные очки, сделал глубокий вдох.
— Пока ты лежала раненая, Эдуард не только меня позвал на подмогу.
Я сперва не поняла, потом дошло.
— Господи, но ведь не Олафа же!
Бернардо смотрел на меня карими глазами, темными, как мои.
— Да, он позвал этого верзилу.
Я села на сиденье и сложила бы руки на груди, но слишком мешали куча оружия и бронежилет.
— Блин, — сказала я, вложив в одно это слово очень много чувства.
Олаф — он же маршал Отто Джеффрис. Этот псевдоним позволяет ему работать на вооруженные силы в некоторых специальных проектах, а также значится на его значке федерального маршала. Насколько мне известно, он на территории США никогда не нарушал закон, но в других странах под своим настоящим именем — бывало. Деньги зарабатывает как солдат удачи и наемный убийца, но у него есть хобби — убивать женщин. Мужчин он тоже убивает и пытает, но это только по работе. Его любимые жертвы — миниатюрные темноволосые женщины, и я отлично понимаю, что подхожу под этот профиль. Он мне это с первой встречи объяснил.
— Зачем он пригласил в игру Олафа? — спросила я.
— Он не знал, сколько времени ты еще будешь не в строю, а ему нужен резерв. Поскольку у него на руках ордер, он имел право вызвать кого хочет. Если не тебя, то нас.
В голосе Бернардо звучало некоторое недовольство.
— Какой-то ревнивый тон, — заметила я.
Он нахмурился, выводя машину вслед за предыдущей в очереди к выдаче.
— Несколько ущемляет самолюбие — наше с Олафом, что он предпочитает тебя. Ты не служила в армии, тебе не приходилось делать много такого, что делали мы трое, но все равно: как свой главный резерв Эдуард предпочитает тебя.
— То есть я — не большой сильный мужчина, и потому ты чувствуешь себя униженным, что он предпочитает меня?
Я позволила себе интонацией выразить свое отношение к такому подходу.
Бернардо посмотрел на меня непроницаемым взглядом. Лицо оставалось красивым, но в глазах появилось нечто такое, что когда-то могло бы заставить меня занервничать. Однако давно уже взгляды в упор меня не выводят из равновесия. Они не ранят, да и вообще это не было похоже на самый суровый взгляд, доступный Бернардо. Он не пытался меня задавить взглядом.
— Ты знаешь, что я не об этом.
— Точно нет? — спросила я, ответив ему таким же непроницаемым взглядом.
Что-то мелькнуло у него в глазах, потом он улыбнулся:
— Черт, будь я проклят!
— Возможно, будешь, — ответила я, — но о чем ты сейчас подумал?
Он посмотрел на меня вопросительно, покачал головой, будто отгоняя нерешенную загадку, и ответил:
— На самом деле именно об этом. Я считал себя более окультуренным, но ты оказалась права. Я именно такой здоровенный мачо, обученный тому, чему тебе и не снилось, — а Эдуард предпочитает, чтобы спину ему прикрывала ты. Он разбирается в людях лучше всех, с кем я имел дело, кроме одного сержанта. — Он снова мотнул головой. — Но не в этом дело. Я о том, что если Эдуард считает, что ты лучше меня или Олафа знаешь нашу работу, он может быть и прав. Конечно, мое самолюбие ранит, когда ты сидишь вот здесь такая вся из себя ути-пути симпатюшечка, а на самом деле куда опаснее, чем я вообще могу быть. Обидно ведь, черт побери.
Я улыбнулась — не могла сдержаться. Чертовски честно он это все говорил. Мало кто из мужчин сказал бы это вслух, даже если бы так и подумал. У меня мелькнула мысль, что Бернардо хорошо побеседовал с психотерапевтом, но вслух я этого не стала говорить, а сказала другое:
— Мне лестно, что Эдуард думает, будто я настолько умелая, потому что я знаю, насколько хорошо ра
— Я тебя только что вытащил из чужой постели, чтобы ехать на охоту за преступниками. Анита, не надо бросаться камнями в мои маленькие увлечения.
— Мне надо было утолить ardeur, и ты это знаешь.