Список на ликвидацию

Я хотела сказать Олафу, чтобы отпустил меня, но увидела, что он двигается. У него не было быстроты оборотня, но близко к тому. Я думала, что у меня хватит скорости отодвинуться так, чтобы он не попытался выбить у меня оружие, но а вдруг как не хватит? Тогда мне придется стрелять, чтобы сохранить оружие в руках и не подпустить к себе Олафа.

Эти мысли казались глупыми, когда он просто нормально меня обнимает — ну, настолько нормально, насколько я у него вообще видела в отношении меня.

— Олаф, я отойду на шаг, — сказала я и стала высвобождаться из объятий, хотя продолжала упирать ствол ему в бок. — В последнюю очередь я отодвину пистолет.

Я думала, что он будет сопротивляться, но он не стал. С той минуты, как я вошла в комнату, он не сделал ничего такого, чего я от него ожидала.

Потом точкой соприкосновения с ним остался только пистолет. Я не смотрела в середину его тела, как учат в боксе, я смотрела скорее чуть в сторону. Как в лесу, когда высматриваешь движение в листве: больше увидишь, если не смотреть.

Ствол отодвинулся от его тела, но все еще смотрел в середину. Движение Олафа я ощутила чуть ли не раньше, чем он его начал. Что именно шевельнулось, я не могла бы сразу сказать, но что он сделает сейчас, я знала. Он хотел меня обезоружить, и будь я по-человечески медлительна, у него бы получилось. Хватило бы и скорости, и навыка.

Я сдвинулась в сторону, пропустила его руку мимо пистолета, мимо бока и ударила по запястью рукоятью пистолета. Можно было бы ударить ногой по колену и выбить сустав, но он вроде на нашей стороне, и не хотелось калечить его перед охотой. При всех его странностях серийного убийцы боец он ценный.

Он замахнулся другой рукой, но я уже прижала пистолет ему к сердцу и один из наручных ножей — к паху.

— Хватит! — заорал Эдуард.

— Ты быстрее, чем мне помнится, — сказал Олаф.

— Забавно. То же самое мне сказал тигр-лазутчик.

— Я тебе говорил, что она прибавила скорости, — сказал Эдуард.

— Я должен был увидеть сам.

Я чувствовала тяжесть его взгляда, но не отвлекалась от двух своих целей. Пусть себе смотрит, пока глаза не лопнут — у меня свои приоритеты.

Я стала говорить тихо и размеренно, чтобы случайно излишним напряжением мышц не загнать нож в тело. Если я когда-нибудь пырну его ножом в пах, то это будет не случайно, а с намерением убить.

— Если ты будешь и дальше меня испытывать, Олаф, кому-то из нас придется плохо.

— Я отступлю назад, если ты уберешь оружие.

— Я уберу оружие, если ты отступишь.

— Патовая ситуация.

— Анита, я у тебя за спиной, — сказал голос Эдуарда. — Сейчас я встану между вами, и вы разойдетесь к чертовой матери.

Он появился в моем поле зрения и стал делать то, что обещал — становиться между нами.

Я не сопротивлялась, когда он отодвинул меня назад, и Олаф тоже. Когда Эдуард оказался между нами, я наконец подняла глаза к лицу Олафа, и увиденное меня не успокоило. Он был возбужден: глаза горели, губы раскрылись. Ему нравилось быть ко мне так близко, нравилась опасность, а может, что-то такое, чего я не понимаю даже. Но обозвать его гадским извращенцем вряд ли было бы продуктивно в смысле совместной работы, хотя удержаться от искушения было очень непросто.

— А теперь, — сказал Эдуард, строго глядя на нас по очереди, — идем встречать резерв Аниты — и на охоту за врагом, а не друг за другом.

— Мне придется отклониться от маршрута ради одного дела.

— Какого? — спросил Эдуард.

Ответил стоящий у двери Бернардо — оказался там, очевидно, когда мы с Олафом начали свой танец.

— В больницу заехать. Она ему руку сломала.

Мы с Эдуардом оба посмотрели на Олафа, на его руку. Она не торчала под неправильным углом, так что перелома со смещением не было, но держал он ее неподвижно, несколько скованно, возле своего бока.

— Сломана? — спросил Эдуард.

— Да, — ответил Олаф.

— Плохо?

— Не слишком.

— Стрелять этой рукой сможешь?

— Для чего же мы все тренируемся стрелять левой? — ответил Олаф, что означало, очевидно, «нет».

— Блин, — сказала я.

— Ты же не собиралась ломать ему руку? — спросил меня Эдуард.

Я покачала головой.

— Я в лесу заметил, насколько ты стала быстрее. Наверное, ты и сильнее, чем сама осознаешь. Я бы на твоем месте бил осторожнее.

Судя по его лицу, он не был сейчас мной доволен, и его можно понять. Я только что вывела из строя одного из его бойцов, одного из самых опасных маршалов. И притом не нарочно. Но я живу, тренируюсь, спаррингуюсь с вампирами и оборотнями, охочусь за ними, убиваю их. Когда я в последний раз работала просто с человеком? Даже не вспомнить, черт возьми.

— Я его отвезу в больницу, — сказал Бернардо, — но что мы там скажем?

— Скажем, ссора влюбленных, — предложил Олаф.

— Ага, над моим мертвым телом.

— В конечном итоге.

— Олаф, не будь гадским извращенцем.

— Анита, я знаю, кто я. Это вот ты не хочешь смотреть правде в глаза.

— Какой именно правде?

— Не начинай, — сказал Эдуард, и я не очень поняла, кому из нас предназначена реплика.

— Ты охотишься и убиваешь, как и я. Как все мы. В этой комнате нет никого, кто не был бы убийцей.

— Ох, сказал бы ты мне лучше что-нибудь такое, чего я не знаю.