И взмыл во мне волной ardeur, а тогда я поняла одну вещь, которой не понимала раньше. У меня была та же сила, которой обладал и прежний мастер тигров, но ardeur превратил эту силу в нечто иное, более теплое, доброе, живое. И эта живость поднялась из меня приливом и залила его, и он вскрикнул без слов, закрывая глаза и выгибая спину, и руки сжались вокруг меня крепче — просто чтобы не упасть.
— Какая мощь! — прошептал он.
Я еще успела задать себе вопрос, то ли это просто утоляется ardeur, то ли я случайно привяжу к себе метафизически этого тигра. Мне сейчас не нужен новый мужчина — на постоянной основе так уж точно. И Этан ничего плохого не сделал, чтобы его навеки к себе привязывать, тем более случайно. Отбирать его свободную волю я не хочу. Не хочу тащить его в капкан. Или себя.
Мне удалось забраться на водительское место в собственном разуме. Этан на меня уставился:
— Что не так? Сила спадает.
— Что-то не так в этой кормежке ardeur'a, Этан. Что-то по-другому.
— Что же?
— Есть шанс, что это не только ardeur. Что я привяжу тебя как тигра своего зова.
— Как Алекса? — спросил он.
Я кивнула, глядя внимательно ему в лицо. Он был красив по-мужски: широкие скулы, но черты лица тонкие. И ямочка на подбородке.
— У Алекса есть своя жизнь, есть любимое дело. Ты ему ничем не повредила.
— Я не всегда знаю, насколько глубокой получится привязка, Этан. Ты это понимаешь? Я не могу предсказать, как обернется дело.
Он заморгал, пытаясь прочистить мозги от витающих в воздухе феромонов. Проглотив слюну, он спросил:
— Ты мне даешь возможность дать задний ход?
— Да.
— Что может случиться со мной самое худшее?
— Можешь стать невестой — как невесты Дракулы. Лишиться собственной воли. — Я ослабила объятия, попыталась дать ему некоторую физическую свободу подумать. Руки Этана у меня за спиной сжались сильнее. — Такого ты для себя не хочешь.
— Красный клан скрещивается с другими кланами. Если ребенок похож на представителей другого клана, туда его и посылают на воспитание, иначе он остается с нами. Но если ребенок ни на какой клан не похож, то остается с матерью — не потому, что она этого хочет, а потому что клан отца не хочет его взять.
Продолжая обнимать его одной рукой за пояс, я другой погладила его по волосам, по белым и серым, по темно-красной пряди, чуть за нее дернув. И я улыбнулась ему, а он мне в ответ.
— Ты красив, и не верь, если кто говорит иначе.
Он улыбнулся шире:
— Самки клана не хотят быть со мной, чтобы не породить нечистокровное дитя. Я себе даже вазэктомию делал три года назад, и от меня никто не забеременеет. Надеялся, что после этого тигрицы клана не будут считать меня опасным, но они все равно видят во мне нечто скверное — будто мое прикосновение сделает их менее чистокровными.
— Мне жаль, что они такие дуры, Этан.
Он улыбнулся — несколько грустно:
— Мне тоже.
Наш Домино — тигр наполовину черный, наполовину белый. Он служил охранником в белом клане, но был так же одинок, как Этан, но там хотя бы белый клан нашел его в семейном приюте и усыновил. О его рождении они не договаривались и обращались с ним плохо. А здесь даже хуже в чем-то.
Я улыбнулась:
— Поскольку я ни от кого беременеть не собираюсь, для меня это плюс. Ликантропия защищает тебя от всех других болезней, и так как я тоже на таблетках, о большей безопасности и мечтать трудно.
— Защищает нас, — поправил он меня.
— Что?
— Ты же оборотень-универсал? Ты только не перекидываешься, так что ликантропия защищает тебя от любой другой болезни, кроме ликантропии.
Я нахмурилась, потому что никогда еще в таких терминах об этом не думала.
— Не знаю. Поскольку у меня ликантропии несколько штаммов, не уверена на сто процентов, что не могу заразиться другой болезнью.
Он кивнул:
— Верно, так что тебе приходится думать о защите.
— Если я с людьми, — ответила я.
— А ты вообще бываешь с людьми?
— Нет. Но уверена, что тебе с человеческими женщинами отлично.
Он улыбнулся, почти застенчиво.
— Я пытался встречаться с ними. Но я не могу им сказать, кто я, а вечно это скрывать невозможно.
— Да, — согласилась я. — Невозможно.
— Это как отрицать собственную суть. Чуть ли не более одиноко получается, чем вообще никого в объятиях не держать.
Я кивнула:
— Был у меня бойфренд, жених, который мечтал поселиться со мной за белым штакетником. А это совсем не в моем стиле.
Он широко улыбнулся:
— Я чувствую, что ты меня хочешь. — Этан нагнулся надо мной, обнюхивая щеку. — И ощущаю запах красного, и белого, и синего, и еще… и еще что-то, в первый раз чую. Сладко пахнет, и… отчего мне золото мерещится? Золотой тигр.
— Потому что в тебе есть капля золотой крови.
— Этого не может быть.
— Я чувствую запах на твоей коже.
Он втянул в себя воздух:
— Боже, какой от тебя родной запах.
— Мне говорили, что золотые тигры не ищут родного дома.
Он покачал головой:
— Значит, они его уже нашли, потому что каждый ищет в других родной дом или родную душу.
Он шептал это, повернувшись ко мне, губами касаясь щеки, почти в поцелуе, но не совсем. И дыхание его грело кожу.
Пульс бился у меня в горле, тело покалывало от его близости.