— Дамир, это еще не приговор, это только запрос сроков, — сказал Олег Николаевич.
Было около полуночи, но Штерн задержался после конца рабочего дня.
Пришел к Дамиру в камеру, поставил на стол нечто в запечатанной пластиковой тарелке, явно неместного происхождения.
— Это долма, заказал для вас, поешьте, пока горячая.
— Татарин, значит, люблю долму?
— Я сам ее люблю. Вот сметана.
Всю дорогу до Центра Дамир сдерживался, чтобы не разрыдаться. Тесный, душный автозак, и всем не кайфово. Народ уже знал, пытался поддержать, подбодрить, пожать руку. Но тяжело было даже благодарить. Он только кивал в ответ.
Есть не хотелось совсем.
— Дамир, я принес успокоительное, — сказал Штерн. — Медынцев разрешил.
— Он еще что-то решает?
— Уже недолго. Передает дела Волкову.
— А, Волков! Еще один мерзавец…
Штерн открыл долму, распаковал пластиковую вилку.
— Вам только кажется, что не хочется есть. Вы очень устали.
Дамир молчал и кусал губы.
— Вы не сдерживайтесь, — сказал Штерн. — Плачьте. Я же не товарищ по скамье подсудимых или автозаку, пред которым надо изображать героизм. Я врач.
— Олег Николаевич, — с трудом выговорил Дамир. — Очень вас прошу: уходите. И не надо никаких таблеток.
Штерн вздохнул, наскоро сделал чай.
Положил на салфетку две маленьких белых таблетки без упаковки.
— Можете выбросить, но лучше выпить. Хоть поспите.
Вызвал охрану.
В замке проскрежетал ключ, поворачиваясь дважды. Дверь приоткрылась, и Штерн вышел из камеры.
Разница во времени между Веной и Москвой два часа. Когда в Военном суде в Москве запросили сроки подсудимым, в Вене было восемь вечера.
Женя напросился к Андрею на чай.
— Да, залетай, — сказал Альбицкий. — Обсудим последние события.
Кирилл уже был там.
Солнце клонилось к закату и зажигало оранжевым окна мансарды на другой стороне улицы. В комнате сгущались сумерки, и Андрей включил свет.
Зашумел чайник.
Женя подошел к столу, встал напротив майора, опираясь на спинку стула.
— Мы будем ждать, когда его расстреляют? — спросил он.
Кирилл вздохнул.
— Мы внесли ее в список, — сказал Альбицкий. — Зайди на сайт.
Женя сел, зашел с телефона.
— И где?
— Посмотри раздел: «Ведется следствие».
— А, нашел. Бондарь Елена Сергеевна. Андрей, ну, какое следствие! Все ясно до предела.
— Ничего не ясно, — возразил Андрей. — Мы понятия не имеем, на каком крючке она висит.
— Детей у нее в заложники захватили? Мужа пытают? Не верю!
— Проверим, — сказал майор.
— Я тоже не очень верю, — заметил Альбицкий. — Скорее всего, просто приехала девушка из провинции в Москву и идет по головам, завоевывая столицу. Может, квартиру посулили, может, премию, может должность. Но мы не должны им уподобляться, Жень. Нам не все равно, кого казнить.
— Она запросила смертную казнь для парня, про которого совершенно точно знает, что он невиновен! — сказал Женя. — Что тут еще обсуждать?
— Ну, во-первых, приговора еще не было, — сказал Андрей. — Суд может не утвердить смертную казнь. И тогда она сволочь, конечно, но не для нашего списка.
— Я считаю, что акция должна быть до решения суда, — сказал Женя. — Тогда судья подумает, какой выносить приговор.
— Смеешься? — спросил майор. — Остались выступления адвокатов. Это один-два дня. Ничего не успеем подготовить.
— И оснований пока недостаточно, — отрезал Альбицкий. — Будет еще апелляция, потом кассация. На пару месяцев точно этой судебной волокиты. Время есть.
— Она так краснела, когда читала, — усмехнулся Кирилл.
— И что мне до ее стыда? — поинтересовался Женя. — Это что-то меняет? Стыдно ей! А потом, когда ее будем судить мы, эта тварь переобуется в воздухе и будет рассказывать, как она не хотела, как ей было тяжело, как и ее заставили и как она себя изнасиловала.
— Будет, — сказал Альбицкий. — Если доживет.
Адвокаты выступали в понедельник. Дамир даже немного воспрянул духом. Приятно с утра до вечера слушать, как тебе спокойно, умно и аргументированно доказывают, что ты невиновен. Он готов был подписаться под каждым словом. И мечтал заменить судью на Константиного, или Левиева, или хотя бы Ставицкого.
Выступления адвокатов транслировали оппозиционные СМИ. Вечером Штерн показал ему трансляцию. Таблетки его Дамир выбросил в мусор просто из принципа, но ночью заснуть не смог. И две следующие ночи — тоже. Так что половину выступлений проспал, привалившись к стене «аквариума».
На этот раз вместо долмы был борщ в такой же ресторанной упаковке и цыплячья ножка на второе. Было немного легче, и Дамир поел.
— Спасибо, Олег Николаевич. Но мне бы немного свободы и еще немного жизни.
— Бондарь внесли в список Лиги, — тихо сказал Штерн.
— Я, видимо, тоже в каком-то списке. Как бы мне из него выписаться?
Олег вздохнул.
— Все равно передайте Альбицкому мою благодарность, — добавил Дамир.
Во вторник были последние слова подсудимых.
— Я не жалею, что состоял в Лиге, — сказал Ян. — Они единственные дают хотя бы надежду на справедливость. Но ни к одному из убийств я не причастен.
— Я непричастен к убийству прокурора, — сказал Гена Дудко. — И ничего об этом не знаю.