Список Шиндлера

Они были профессиональными полицейскими, криминалистами и спустя некоторое время поняли, что из нее больше ничего не выжать, кроме малозначительной информации о меню обедов на вилле Гета. Они могли бы поинтересоваться о происхождении ее шрамов, но она понимала, что им это неинтересно, они не собираются привлекать Гета по обвинению в садизме. Если бы они стали фиксировать подобные случаи, к примеру, в Заксенхаузене, то пришлось бы отдать под суд всю вооруженную охрану. Вот в Бухенвальде они нашли стоящего свидетеля, унтер-офицера, который был согласен дать показания против коменданта, но на другой день информатор был найден мертвым в своей камере. Глава группы следователей приказал, чтобы яд, образец которого был найден в желудке покойного, был дан четырем русским заключенным. Понаблюдав, как они умирают, он получил доказательства против коменданта лагеря и лагерного врача. Против них-то как раз было выдвинуто обвинение в убийстве и садистском обращении, однако эта «справедливость» носила не менее садистский характер.

Это «правосудие» заставило персонал лагеря сплотить ряды, и от них не удалось больше получить ни одного показания.

Так что люди из пятого бюро не собирались спрашивать Хелен Хирш о ее ранах. Их интересовали только растраты, и они в конце концов оставили ее в покое.

Допрашивали они и Метека Пемпера. У парня хватило ума особо не распространяться относительно Гета, во всяком случае, не начать им рассказывать о его преступлениях против человечности. О прегрешениях герра коменданта он не знает ничего, кроме слухов, сказал Метек. Он всего лишь тихий, исполнительный работник, который умеет быстро и без ошибок печатать на машинке. К секретным материалам его не допускали, этим занималась фройляйн Кохман…

– Герр комендант никогда при мне не обсуждал подобные темы, – продолжал твердить он.

Но хотя он был весьма убедителен в исполнении своей роли, эсэсовцы испытывали к нему, как и к Хелен Хирш, зловещее недоверие. И если хоть что-то могло гарантировать ему право на жизнь, то только арест Амона. Более надежной гарантии у него не было: когда русские приближались к Тарнуву, Амон Гет, продиктовав последнее письмо, застрелил вторую машинистку – фройляйн Кохман. Следственную комиссию интересовали факты. Эсэсовец, который допрашивал Метека, слышал от обершарфюрера Лоренца Лансдорфера, что гауптштурмфюрер Гет диктовал своему еврейскому стенографу планы действий гарнизона Плачува в случае нападения партизан. Как явствовало из показаний Пемпера, ему действительно было доверено печатать такие планы, сходные с указаниями, касающимися и других концентрационных лагерей. Судья был настолько обеспокоен тем, что сверхсекретные документы стали известны еврейскому заключенному, что приказал арестовать Пемпера.

Метек провел две ужасные недели в камере СС. Его не били, но он подвергался постоянным допросам, которые вели несколько следователей СС и двое эсэсовских судей. Ему казалось, что он читает в их глазах убеждение: самым простым и надежным решением этого дела было бы просто расстрелять его! Как-то в ходе допроса, касавшегося планов обороны Плачува, Пемпер спросил своих следователей: «Почему вы меня тут держите? Тюрьма есть тюрьма. А я и так обречен на пожизненное заключение». За этим должен был последовать конец: то ли его наградят пулей, то ли освободят из камеры. После этого допроса Пемпер провел в камере еще несколько тревожных часов, и, наконец, дверь ее распахнулась…

Он вернулся в свой барак в лагере. Однако его еще не раз таскали на допросы по поводу того или иного факта расследования, имевшего отношение к коменданту Гету.

После ареста Амона Гета его подчиненные не торопились охарактеризовать его самым лучшим образом. Они проявляли осторожность. Они выжидали.

Бош, который выпил на пару с Гетом несметное количество алкоголя, намекнул унтерштурмфюреру Йону, что совать взятку этим высокоморальным следователям слишком опасно. Что же до непосредственного начальства коменданта Гета, то оно на данный момент отсутствовало по весьма весомым причинам: Шернер отбыл охотиться на партизан и погиб, напоровшись на партизанскую засаду где-то в лесах под Неполомицей.

И Амон Гет продолжал находиться в руках людей из Ораниенбурга, которые никогда не обедали в Goethhaus – а то бы они тоже были бы поражены его богатством или же преисполнились зависти к нему.

После освобождения из тюрьмы СС Хелен Хирш стала прислуживать новому коменданту, гауптштурмфюреру Бюхнеру. Она получила «дружескую» записку от Амона, который просил ее передать ему несколько смен белья, несколько романов и детективов и еще пару бутылок выпивки, чтобы он комфортнее чувствовал себя в камере. Текст был такой, словно ей писал близкий родственник: «Не будешь ли ты так любезна прислать мне нижеследующее…», и заканчивалось все пожеланием: «Надеюсь, что в ближайшее время мы увидимся».