Список Шиндлера

Тут имеет место еще одна неясность, связанная с легендами относительно списка Шиндлера. Неясность эта не имеет отношения к существованию списка как такового – экземпляр его и сегодня можно увидеть в архивах Яд ва-Шема. Мы можем убедиться, что до последней минуты Шиндлер и Титч приписывали все новые и новые фамилии к официальному списку. Все фамилии – подлинные. Но обстоятельства, при которых составлялся список, рождали легенды. Проблема заключалась в том, что список составлялся с лихорадочной торопливостью и в нем, при всем старании авторов никого не упустить из тех, кого бы им хотелось спасти, были пробелы.

Список был абсолютно добросовестным.

Фамилия в списке означала жизнь.

Но за пределами его плотно исписанных страниц лежала пропасть.

Некоторые из тех, чьи имена попали в список, рассказывали, что на вилле коменданта лагеря Гета состоялась вечеринка, где собрались эсэсовцы и местные предприниматели. Кое-кто даже считал, что там присутствовал и сам Амон Гет, но, поскольку в то время он сидел в тюрьме СС, спишем это на исторически-временную аберрацию памяти бывших узников. Другие же заверяли, что прием состоялся в апартаментах герра директора Шиндлера, размещавшихся на верхнем этаже его фабрики. В течение более чем двух лет Шиндлер то и дело устраивал там великолепные обеды для многочисленных гостей. И не только для них. Один из заключенных «Эмалии» вспоминал, что в первые же часы нового 1944 года, когда он дежурил в цехе, герр директор осторожно, стараясь не скрипнуть ступеньками, спустился к нему и принес с собой два пирожных, двести сигарет и бутылку вина, которую они и распили на пару со сторожем.

Где бы ни состоялся этот прием, ознаменовавший окончание существования Плачува, на нем присутствовали доктор Бланке, Франц Бош и, по некоторым данным, оберфюрер Юлиан Шернер, который приехал в то время на побывку – отдохнуть от охоты на партизан. Разумеется, гостями Шиндлера были и Мадритч с Титчем. Именно на этом обеде, по свидетельству Титча, Мадритч в первый раз сообщил Шиндлеру, что не может перебраться в Моравию вместе с ним. «Я сделал для евреев все, что мог», – сказал ему Мадритч. Он принял окончательное решение, и Титчу не удалось его переубедить.

Но Мадритч был порядочным человеком, за что ему позже было воздано должное. Просто он не верил, что переезд в Моравию удастся. Есть основания считать, что, будь у него более веские основания верить в успех безумной, с его точки зрения, аферы Шиндлера, он бы принял другое решение.

О вечеринке известно еще и то, что проходила она в спешке, потому что список Шиндлера следовало представить в этот же вечер. Но во всех версиях этой истории есть некий общий элемент, который подчеркивают все те, кто выжил и рассказал нам о тех временах и событиях. Все эти люди слышали эту историю непосредственно от Оскара Шиндлера, которому было свойственно стремление к некоторому приукрашиванию действительности.

А вот Титч в начале 60-х годов поведал, как все происходило на самом деле.

Скорее всего, новый временный комендант Плачува, гауптштурмфюрер Бюхнер, сказал Шиндлеру: «Кончайте валять дурака, Оскар. Пора прекращать всю эту бумажную волокиту с транспортировкой и браться за дело».

Но вполне правомерно будет предположить, что существовал и другой срок, определивший начало действий: его могла выставить железная дорога, у которой был дефицит подвижного состава.

Несмотря ни на что, перепечатывая окончательный вариант списка Шиндлера, Титч вписал в него имена и заключенных Мадритча. Так было добавлено почти семьдесят фамилий, которые смогли припомнить Титч и Шиндлер. Среди них оказалась и семья Фейгенбаумов, включая их взрослую дочь, пораженную неизлечимой саркомой кости, и подростка Лютека, который якобы был слесарем-наладчиком швейных машин. Под пером Титча они превратились в опытных специалистов по производству боеприпасов.

В последний вечер перед сроком икс, пока в апартаментах Шиндлера во время очередной гулянки раздавались громкие песни, болтовня и смех, висели клубы сигаретного дыма, Оскар и Титч, приткнувшись в уголке, лихорадочно припоминали фамилии, стараясь без ошибок воспроизвести их польское написание…

В конце концов, Оскару пришлось сдержать разогнавшуюся руку Титча. «Мы обнаглели и перешли все дозволенные границы, – сказал он. – Они и так будут визжать из-за того количества человек, которое у нас уже заявлено!» Однако Титч все продолжал втискивать имена на свободное пространство, пока его не свалил сон. Проснувшись утром, он принялся проклинать себя за то, что кое-кто вылетел у него из памяти. Он старался выжать из себя все, что мог, чувствуя, что находится уже на пределе своих сил. Ему казалось, что он совершает преступление, едва ли не богохульство, не внеся в списки кого-то, ведь он давал людям право на жизнь, просто припомнив их имена! И он думал и вспоминал, думал и вспоминал…

Только ему трудно было дышать в дымном воздухе квартиры Шиндлера.