В то время, когда Оскар Шиндлер возвращался в товарном вагоне из Будапешта, где предсказал скорый конец всех гетто, унтерштурмфюрер СС Амон Гет как раз выехал из Люблина, чтобы приступить к их ликвидации, после чего взять на себя руководство исправительно-трудовым лагерем (
Уроженец Вены, он рано вступил в национал-социалистскую партию – в 1930 году. Когда взволнованная Австрийская республика в 1933-м запретила партию, он уже был членом ее тайного отдела – СС. Работая в подполье, он появлялся на венских улицах после аншлюса 1938 года в форме унтер-офицера СС. В 1940 году ему было присвоено звание обершарфюрера СС (старший унтер-офицерский состав), а в 1941-м он был облечен честью стать офицером СС, что налагало куда большую ответственность, чем просто состоять в рядах вермахта. Пройдя военное обучение тактике пехоты, он был направлен в зондеркоманду во время акций в перенаселенном люблинском гетто. И, «достойно проявив себя там», заслужил право возглавить ликвидацию краковского гетто.
Унтерштурмфюрер СС Амон Гет направлялся на экспрессе вермахта из Люблина в Краков, где ему предстояло взять под свое руководство хорошо подготовленную зондеркоманду. Он походил на Оскара не только годом рождения, религией, склонностью к спиртному, но даже и фигурой – сильной и крупной. У Гета было открытое приятное лицо, несколько более вытянутое, чем у Шиндлера. Руки его, крепкие и мускулистые, заканчивались длинными изящными пальцами. Он с нежностью относился к своему ребенку, рожденному во втором браке, хотя из-за необходимости постоянно служить за границей за последние три года редко видел его. Из-за этого, случалось, он проявлял внимание к детям своих коллег-офицеров. Он мог быть и сентиментальным любовником, но, хотя походил на Шиндлера и тягой к сексуальным удовольствиям, вкусы его и пристрастия несколько отличались от общепринятых: порой они влекли к собратьям по СС, а нередко – к истязанию женщин. Обе его жены могли засвидетельствовать, что, когда проходила первая вспышка страсти, они начинали вызывать у него физическое неприятие. Он считал себя впечатлительным и чутким человеком, думая, что это его фамильная черта – его отец и дедушка были венскими печатниками и переплетчиками, интересующимися литературой по военной и экономической истории общества, и он любил представлять себя в официальных документах так: «человек, имеющий дело с литературой».
Но в данный момент все его мысли были заняты лишь порядком проведения операции по ликвидации гетто – это был важнейший шаг в его карьере и успех будущей акции означал продвижение по службе. Подготовка к этой «специальной акции», казалось, истощала его нервную энергию. В последние два года его мучила бессонница, и, случалось, он бодрствовал до трех или четырех ночи, засыпая только под утро. Он тупо напивался, ему казалось, что алкоголь приносит ему облегчение, которого он не знал в молодости. И опять-таки, подобно Оскару, он никогда не мучился похмельем, которого вполне заслуживал. Ему оставалось только благодарить свои безупречно работающие почки.
Распоряжения, предписывающие Гету уничтожить гетто и взять в свои руки лагерь в Плачуве, были датированы 12 февраля 1943 года. Он надеялся, что после встреч с унтер-офицерским составом, с Вильгельмом Кунде – командиром эсэсовской охраны гетто, и после консультаций с Вилли Хаасе – заместителем Шернера, можно будет не позже чем через месяц приступить к очистке гетто.
На главном вокзале Кракова коменданта Гета встречали сам Кунде и высокий молодой эсэсовец – Хорст Пиларцик, который временно исполнял обязанности начальника лагерей в Прокочиме и Величке. Разместившись на заднем сиденье «мерседеса», они отправились осматривать и гетто, и место, предназначенное под разбивку нового лагеря.