Как-то раз солнечным осенним утром Кэрри сообщила, что ее мама получила приглашение преподавать в университете Висконсина. В своих форменных клетчатых юбках и белых блузках мы брели по аллее, ведущей в Академию Лойолы, школу, где мы обе учились. Кажется, я до сих пор слышу, как шуршали сухие листья у нас под ногами, вижу золотисто-красный балдахин ветвей над нашими головами. До сих пор чувствую боль, которая пронзила меня, когда я узнала, что скоро расстанусь с Кэрри. Даже теперь, столько лет спустя, отзвуки этой боли заставляют ныть сердце.
– Сегодня вечером я ужинаю с папой, – сообщила я.
– Здорово! – воскликнула Кэрри, неизменно переживавшая мои проблемы, как свои. – Наверняка он по тебе соскучился.
– Может быть, – пожала я плечами и разворошила ногой кучу опавших листьев.
Некоторое время мы шли в молчании. Потом Кэрри повернулась ко мне:
– Бретт, мы переезжаем в другой город.
В тот раз она не стала называть меня Бретель. Испуганная, я заглянула ей в лицо. В глазах Кэрри стояли слезы. Тем не менее я отказывалась верить своим ушам.
– Шутишь?
– И не думаю. – Кэрри громко шмыгнула носом.
– Высокий класс! – воскликнула я.
Мы одновременно прыснули со смеху и еще долго смеялись, осыпая друг друга сухими листьями. Когда приступ буйного веселья наконец прошел, мы молча уставились друг на друга.
– Пожалуйста, скажи, что вы никуда не уезжаете! – взмолилась я.
– Уезжаем, Бретт. Я сама ужасно расстроена, но это так.
В тот день мой мир потерпел крушение. По крайней мере, так мне казалось. Моя лучшая подруга, которая читала мои мысли, разделяла мои желания, хохотала над моими незамысловатыми шутками, собиралась меня покинуть. Мэдисон был так же далек от Роджерс-Парка, как и Узбекистан. Пять недель спустя я, стоя на ступенях крыльца опустевшего дома Кэрри, махала рукой вслед отъезжающей машине. В первый год разлуки мы писали друг другу часто, как верные любовники. А потом она приехала ко мне на уик-энд, и после этой встречи мы перестали общаться. До сих пор не могу простить себе того, что сделала тогда. Никого из новых своих друзей я не смогла полюбить так, как любила Кэрри Ньюсом.
Мне кажется, ее сообщение смотрит на меня с укором, как голодный щенок, сидящий под обеденным столом. Неужели она не помнит, как я вела себя во время нашей последней встречи? Я закрываю лицо руками, через несколько мгновений поднимаю голову и набираю со всей доступной мне быстротой.
Я тоже ужасно скучаю по тебе, Медвежонок Кэрри. Поверь, я очень сожалею о том, что произошло между нами. Мечтаю о нашей встрече 14 ноября. В каком отеле ты остановишься?
Отправляю сообщение.
И набираю в поисковике имя Джонни Мэннс.
Глава 9
Мы с Брэдом сидим в кожаных креслах напротив друг друга. Я держу чашку чая, он то и дело отпивает воду из бутылки и рассказывает о своей поездке. Мы сидим так близко, что я ощущаю запах его туалетной воды и замечаю на мочке его уха почти заросший след от пирсинга.
– Сан-Франциско производит сильное впечатление, – говорит он. – Бывала там?
– Дважды. Это один из моих любимых городов. – Я опускаю глаза в чашку и спрашиваю: – Ты ездил туда по делу или так, развеяться?
– Скорее второе. Дженна, моя девушка, перебралась туда прошлым летом. Получила работу в «Сан-Франциско кроникл».
Превосходно! Мы оба не свободны. Между нами нет и не может быть никакого сексуального притяжения, совершенно излишнего в деловых отношениях. Почему же мое сердце внезапно сделало мертвую петлю?
– Превосходно! – говорю я вслух, отчаянно стараясь, чтобы голос прозвучал не слишком фальшиво.
– Для нее, наверное, да. Она в восторге от новой работы. Но наши отношения ее переезд, конечно, осложнил.
– Естественно. Расстояние в две тысячи миль – это серьезное осложнение. Не говоря уже о двухчасовой разнице во времени.
– И одиннадцатилетней разнице в возрасте, – добавляет Брэд.
Быстро произвожу в уме подсчет. Выходит, Дженне около тридцати.
– Ну, одиннадцать лет не такая уж непреодолимая пропасть.
– Именно это я ей и говорю. Но время от времени она начинает переживать по этому поводу. – Брэд подходит к письменному столу и возвращается с фотографией женщины и подростка – тех самых, что я приняла за его старшую сестру и племянника. – Вот она, Дженна. А это ее сын, Нейт. Он учится на первом курсе в Нью-Йоркском университете.
Я смотрю на женщину. Робкая улыбка, сияющие голубые глаза.
– Она очень красивая.
– Очень. – Брэд улыбается лицу на фотографии, и сердце мое насквозь пронзает игла ревности.
Любопытно, что должна ощущать женщина, которую так любят?
Я выпрямляюсь и пытаюсь придать лицу непроницаемое выражение:
– У меня есть для тебя новости.
Брэд вскидывает голову:
– У вас с Эндрю будет ребенок? Ты купила лошадь?
– Нет. Но я побывала на могиле Чарльза Болингера.
– И простила ему все прошлые обиды? – вскинув бровь, осведомляется Брэд.
Я качаю головой: