Джоад поворачивается и выходит на крыльцо, я закрываю массивную дверь палисандрового дерева, иду в гостиную, но внезапно поворачиваюсь, снимаю туфли и запускаю ими в дверь:
– Джоад, пошел к черту!
Руди вскакивает с коврика и бежит ко мне. Я сажусь на пол и запускаю пальцы в его густую мягкую шерсть.
– А тут еще ты навязался на мою голову, – бормочу я. – Из-за тебя нам придется искать квартиру, где ничего не имеют против дворняжек. Где мы такую найдем, скажи на милость?
Я буквально валюсь с ног. У меня осталось одно желание – растянуться на кровати под маминым роскошным одеялом и погрузиться в сон, хотя бы на время убежав от унылой реальности. Вместо этого до трех часов ночи я лежу, не смыкая глаз. Мысли вертятся вокруг моей несостоявшейся беременности, несостоявшейся встречи с отцом, неприятного разговора с братом. От внезапной любви, которой я прониклась к своей неведомой сестре, не осталось и следа. Душа моя полна ревности и жалости к себе.
Я поворачиваюсь на бок, вновь и вновь прокручивая в памяти все, что сказал мне Джоад, потом отбрасываю одеяло и спускаюсь вниз. На кухонном столе отыскиваю ноутбук.
Через десять минут становится ясно, что найти квартиру мне вряд ли удастся. Этому препятствуют две причины: мои скромные средства и мой мохнатый друг. Убедившись, что за более или менее приличную квартиру придется выложить свою месячную зарплату, я тяжело вздыхаю и возобновляю поиски. Без второй спальни вполне можно обойтись. Но и квартиру с одной спальней мне не потянуть. Есть только один реальный выход: перебраться в южную часть города. Престижные северо-восточные районы, где я провела всю свою жизнь, мне теперь не по карману. Но кто сказал, что жить можно только к северу от Чикаго-Луп?
Я открываю другую страницу. Мои предположения подтверждаются. Арендная плата на юге значительно ниже… но, увы, она все же слишком высока для учительницы, работающей первый год. Трогать свои пенсионные накопления я не могу, снимать квартиру на пару с какой-нибудь незнакомой женщиной не согласна. Все, что мне остается, – это поселиться к югу от Эйзенхауэр-экспрессвей. Вот уж не думала, что когда-нибудь мне придется жить в этом районе.
Господи, до чего я докатилась! Как я буду жить в этом кошмарном месте, криминальном и грязном?! Мама, мама, и зачем ты все это придумала!
Глава 19
Восходящее солнце висит над горизонтом, когда я, красноглазая, растрепанная, заезжаю в Джошуа-Хаус, чтобы отвезти Санквиту к доктору Чань. День сегодня морозный. В такие дни особенно запоминаются звуки – хруст снега под ногами, потрескивание льда на озере Мичиган, гудение радиатора в машине. Санквита, в велюровом спортивном костюме и короткой куртке с искусственным мехом на капюшоне, на пассажирском сиденье потирает замерзшие руки.
– «Ю-эс ньюс энд уорлд рипорт» утверждает, что медицинский центр Чикагского университета использует самые передовые методы лечения почечных заболеваний, – сообщаю я бодрым голосом. – Ему нет равных во всей стране.
Санквита опускает солнцезащитный козырек и откидывается на спинку сиденья.
– Не знаю, зачем вы потащили меня к врачу, – бурчит она. – У вас что, нет дел поважнее?
– Для меня это самое важное дело. – Санквита недоуменно округляет глаза, но я продолжаю: – Видишь ли, ты мне небезразлична. Я понимаю, что ты мне не доверяешь. Но как бы то ни было, ты мне небезразлична, и я хочу тебе помочь.
– Да не нужна мне никакая помощь! Как только ребенок появится на свет, мне станет лучше!
– Конечно, – киваю я, всей душой желая разделить ее уверенность.
Но мне это не удается. В беспощадном солнечном свете особенно заметно, что кожа у Санквиты воскового оттенка. Несмотря на значительный срок беременности, она совершенно не набирает вес.
– Ты уже решила, как назовешь ребенка? – спрашиваю я, надеясь разрядить повисшую в машине напряженную атмосферу.
– Угу, – откликается она и яростно чешет ногу. – Назову сына в честь своего младшего брата.
– Уверена, твой брат – отличный парень.
– Да. Он был ужасно умным.
– Был? – тихо переспрашиваю я.
– Он умер.
– Ох, детка, прости. Мне очень жаль.
Понимаю, что от дальнейших расспросов лучше воздержаться. Как только разговор переходит на личные темы, Санквита моментально замыкается. Пару минут мы молчим. Потом, к моему великому удивлению, Санквита начинает рассказывать:
– Я тогда училась в шестом классе. Деонт и Остин оставались дома одни, все остальные были в школе. Они проголодались, и Деонт захотел достать из шкафа коробку кукурузных хлопьев.
Волосы у меня на шее встают дыбом. Догадываюсь, что произойдет дальше, и не хочу об этом слышать, но попросить Санквиту замолчать невозможно.