Список заветных желаний

– Он вскарабкался на стул рядом с плитой, – продолжает она, отведя взгляд к окну. – Не заметил, что плита включена. Его пижама загорелась. Остин пытался сбить огонь, но у него ничего не получилось. – Санквита, по-прежнему глядя в окно, качает головой. – Когда это случилось, мне хотелось задушить маму. Следствие доказало, что ее вины тут не было. Но я представляю, как они оба кричали, а она даже не проснулась! Когда я вернулась из школы, спустила в унитаз всю эту гадость, которой она себя накачивала. После смерти Деонта нас хотели передать в приемные семьи, но мы отказались. Сама не знаю почему.

Внутри у меня все сжимается в тугой узел. Мать спала мертвецким сном, пока ее ребенок горел заживо. Алкоголь? Наркотики? Я не решаюсь спросить у Санквиты, просто касаюсь ее плеча:

– Я тебе очень сочувствую, лапочка. Деонт оживет в твоем ребеночке. Так оно и будет.

– Угу, – кивает она. – Только не Деонт. Я назову своего сына Остин. После этого случая Остина словно подменили. Мама постоянно твердила, что он виноват в смерти брата. Он все время молчал, ни с кем не хотел общаться. Когда ему исполнилось четырнадцать, он бросил школу. А через два года застрелился из дядиного пистолета.

Помимо медсестер и регистраторши, восседающей за стеклянной панелью, в офисе доктора Чань никого нет. Мы с Санквитой сидим на кожаном диване, листая иллюстрированные журналы.

– Санквита Белл! – приглашает медсестра, открыв дверь кабинета.

Санквита медленно поднимается:

– Пойдете со мной?

Я отрываю глаза от журнала:

– Могу остаться здесь. – (Девочка, прикусив губу, молчит и не двигается с места.) – Если хочешь, пойдем вместе. Решай сама.

– Пойдем.

Ушам своим не верю. Она хочет, чтобы я была рядом. Я откладываю в сторону журнал, встаю и опускаю руку ей на плечо. Сопровождаемые медсестрой, мы входим в кабинет.

Санквита сидит на смотровом столе, на ней зеленая больничная рубашка, голые худые ноги покрыты простыней. Без косметики, с волосами, стянутыми резинкой в куцый хвостик, она выглядит совсем ребенком. Раздается деликатный стук в дверь, и в кабинет входит доктор Чань. Она представляется Санквите, поворачивается ко мне и бросает на меня вопросительный взгляд.

– Я Бретт Болингер, учительница Санквиты. И ее друг. Мама Санквиты живет в Детройте.

Доктор Чань кивает, вполне удовлетворенная этим невнятным ответом. После длительного осмотра, анализа крови и бесконечных расспросов доктор Чань снимает резиновые перчатки и просит Санквиту одеться.

– Проходите в кабинет на другом конце коридора, я сейчас приду туда.

Мы сидим напротив доктора. Не теряя времени даром, она переходит к делу:

– Санквита, ситуация очень серьезная. И твоя беременность усугубляет положение. Ты сама понимаешь, нагрузка на почки во время беременности увеличивается. Если почки не справляются с нагрузкой, в крови возрастает уровень калия. Полагаю, именно это происходит в твоем случае. Избыток калия может спровоцировать перебои в работе сердца. – Доктор перебирает бумаги на столе то ли нетерпеливо, то ли пытаясь скрыть смущение. – Когда результаты анализов будут готовы, картина станет более отчетливой. Но мы не должны терять время. Предлагаю тебе немедленно прервать беременность.

– Что? Нет! – Санквита поворачивается ко мне и смотрит с таким упреком, словно я вероломно предала ее доверие. – Нет!

Я кладу руку ей на плечо и поворачиваюсь к доктору:

– Доктор Чань, она уже на четвертом месяце.

– Аборты на таком сроке допускаются, если беременность несет угрозу для жизни матери. В вашем случае это именно так.

Санквита вскакивает, явно намереваясь бежать отсюда прочь. Я с трудом удерживаю ее за руку.

– А если она сохранит беременность? Какова вероятность того, что все завершится благополучно.

Доктор смотрит мне прямо в глаза:

– Шанс матери – где-то пятьдесят на пятьдесят. У ребенка – где-то процентов тридцать.

Она не говорит – шанс выжить. Это ясно без слов.

Санквита сидит на пассажирском месте, устремив взгляд в пространство. Лицо ее непроницаемо, как гранит.

– Никогда больше не пойду к этой чертовой врачихе, – цедит она. – Никогда! Она хочет, чтобы я убила ребенка. Вот еще придумала.

– Солнышко, она вовсе этого не хочет. Она думает, так будет лучше для тебя. Речь идет о твоей жизни. Ты должна это понять.

– Это вы ничего понять не можете! – Во взгляде Санквиты вспыхивает ярость. – У вас нет детей. Вы не имеете права давать мне советы!

От этого неожиданного удара сердце мое разлетается на куски. К щекам приливает кровь. Я с трудом перевожу дыхание.

– Ты совершенно права. Прости.

Она отворачивается к окну. Мы погружаемся в молчание. Где-то в районе Кэрролл-авеню Санквита подает голос.

– А вы хотели иметь детей? – спрашивает она так тихо, что я с трудом разбираю слова.

Она говорит так, словно у меня уже не может остаться никаких надежд на материнство. Конечно, в ее возрасте тридцать с лишним лет – это глубокая старость.

– Да, хотела… то есть хочу!

Санквита поворачивается ко мне:

– Из вас вышла бы хорошая мама.