Все закончилось. Так спокойно, как только могла, я сделала шаг прочь от Эдана. Все остальные в комнате упали. Повсюду валялись вазы и стулья, чашки разбились, на полу лежали скатерти. Император пришел в себя первым. Я увидела, как лорд Сина помог леди Сарнай встать, а затем отошел от нее на почтительное расстояние. Его широкие челюсти сжались, губы сжались в линию. До чего знакомым мне было это выражение! Я часто видела его на лице Эдана.
– Узрите великолепие и силу Аманы! – объявил император, стряхивая пыль с рукавов. – Мои поздравления, мастер Тамарин. Никто не может отрицать, что вы удовлетворили желание леди Сарнай и заслужили свою должность при моем дворе.
Я опустилась на пол и поклонилась. Амулет на его поясе потускнел и пошел тоненькой трещиной посредине, рассекая ястреба. Но император ничего не заметил. Что-то мне подсказывало, что этого не случится, пока он не увидит свое лишенное власти лицо в зеркале.
– Вы свободны от своих обязанностей на весь день.
Я едва услышала его слова, когда император отпустил меня и всех остальных в Орхидейном павильоне. Все, что я могла, – это мерцать от жара взгляда, которым одарял меня Эдан. Его лицо побледнело, глаза стали испуганными и недоуменными, движения – вялыми. Он пытался поймать мой взгляд, но я не осмеливалась на него смотреть – ни тогда, когда он вернул мне ножницы, ни тогда, когда его плащ опустился на мои плечи, и ни тогда, когда он ушел вслед за императором.
Стражники открыли двери, впуская в комнату прохладный ветер. Когда помещение опустело, служанки леди Сарнай кинулись все убирать. Никому не хватило храбрости помочь мне переодеться, так что я сделала это сама и оставила потускневшее платье на лакированном красном кресле императора.
Леди Сарнай наблюдала за мной, но в ее глазах не читалась привычная злоба; на сей раз ее взгляд был смиренным и покорным. Повернувшись ко мне спиной, она ушла в угол и села рядом с пяльцами, как можно дальше от платья, оставленного на императорском кресле. Ее кулаки оставались сжатыми даже тогда, когда я собралась уходить из ее покоев.
Шляпу я не надевала, а просто прижала к груди, пока шла обратно к себе в комнату. Увидев меня, стражи выпрямились по стойке смирно.
– Мастер Тамарин, – пробормотали они, почтительно склонив головы.
Неподалеку стоял министр Лорса и тоже слегка поклонился, прежде чем быстро отвернуться.
Мне стоило бы ликовать. В конце концов я, простая швея из Порт-Кэмалана, создала легендарные платья Аманы. Стала императорской портнихой Аланди – первой женщиной, удостоенной такой чести. И освободила Эдана, лорда-чародея, от его клятвы, данной на тысячу лет.
Но внутри меня царила пустота. Как только я освободила Эдана, меня охватил сильный озноб.
«Он свободен, – напомнила я себе, рухнув на кровать. – Это все, что имеет значение».
И с этой мыслью я уснула с самой грустной улыбкой на губах.
Глава 36
Меня разбудил Эдан, но выражение его лица было отнюдь не радостным. Его руки были скрещены на груди, и он сидел на краю моей кровати.
Изменения в нем были незначительными, но я мгновенно их заметила.
С плеч будто сняли ужасный груз. Волосы посветлели, стали ближе к оттенку маковых зерен, чем к черноте ночи. Переносица чуть скривилась. Впервые за все время я отметила мелкие изъяны на его лице – тоненький шрам над глазом, которого раньше не было, небольшую родинку на щеке. Мое сердце воспело от их вида.
Он заговорил напряженным голосом:
– Ты призвала Аману.
Это не было вопросом, но я все равно кивнула и присела.
– Прошлой ночью. Я надела платье и пошла в Великий храм, и она явилась ко мне. Чтобы исполнить желание.
Эдан выругался.
– Майя, из всех безрассудных, глупых…
– Чего еще мне желать? – тихо перебила я. – Я люблю тебя.
На его лицо упал солнечный свет с рубиновым оттенком. Злость Эдана начала убывать, но грусть в его глазах была вместо тысячи слов.
– Нужно было заставить тебя выпить.
– Выпить?
– То зелье для твоих отца и брата – там хватит и на тебя. Ты бы забыла меня и жила счастливо.
– Как я могу быть счастлива без тебя? – у меня сдавило горло, и я осознала, насколько правдивы эти слова.
Этим утром, на долю мгновения, я испытала счастье, освободив Эдана от клятвы. Но оно не могло длиться вечно. Хотя я отказывалась мириться с истиной, в глубине души знала: если освобожу его, мы никогда не сможем быть вместе.
– Разве ты не понимаешь, что натворила? – спросил он. – Теперь Бандур придет за тобой.
– Если бы ты стал… как он, это бы меня уничтожило.
Эдан потряс меня за плечи.
– Если он заберет тебя, это уничтожит меня. Тебе что, все равно?
Мое сердце сжалось. Я никогда не видела Эдана таким уязвимым, таким грустным. Мне хотелось быть с ним. Мою душу разрывало в клочья от этого желания.
«Тебе придется заплатить за нарушенную клятву», – предупреждала Амана. Но Бандур не пришел за мной. Пока, по крайней мере.
– Он не заберет меня, – мой голос задрожал. – Не сможет.
– Я не понимаю, Майя, – глаза Эдана, такие ясные и голубые, что я даже не могла вспомнить, какими еще они бывали, замерцали. – Что ты имеешь в виду?