Сплетение судеб

Донской обвёл долгим взглядом притихших людей:

– Ну? Казаки? Что делать будем?

В ответ не прозвучало ни одного выкрика. Сакмарцы были поражены услышанным и с трудом переваривали в голове страшные вести.

– А сам-то что мыслишь, Данила? – выкрикнул кто-то крайне озабоченным голосом.

– Мыслю я эдак, братья казаки, – внушительно начал Донской. – Настало времячко доказать, что мы свободные люди и достойны присяги, что государыне ампиратрице дали! Как день Господний ясно, что за царицу мы встать должны! А вот мостов ломать не станем! А то как же иначе в Оренбург ездить будем? Дойдёт ли самозванец до мест наших, мы ещё знать не знам и ведать не ведаем.

– А может, Емелька тот и взаправду царь? – выкрикнул ещё кто-то.

– Был бы он взаправду царь, дык в столице бы на троне с царицею восседал, а не по нашим степям болтался! – ответил крикуну и всем его поддерживающим казакам атаман. – Сдаётся мне, что Пугачёв этот проныра, одержимый каким-то злым бесом. Поднял, подлюга саблю, как ворог, на государство наше, и теперь кровушка невинная орошать степь станет. Ежели мы настоящие казаки и достойны наших вольностей, то докажем это на деле!

– Дык что ж получается: ежели Пугачёв этот, царь али не царь, в городок к нам ненароком пожалует, то мы по нему из пушек палить станем? – прозвучал ещё один провокационный вопрос.

– С хлебом-солью встречай, коли желаешь, – грозно выкрикнул атаман, ища взглядом того, кто его задал. – Только от себя самого, а не от нас всех!

Толпа загудела. Донскому стало понятно, что мнения разделились. Половина казаков была согласна с атаманом, а другая половина сомневалась.

– А может, царь этот зараз жизнь нам облегчит? – орали «сумлевающиеся».

– Ошалели что ль, долдоны? – огрызались те, кто поддерживал Донского. – Когда это было, чтоб цари за народ и казаков радели? Ежели Емелька и сковырнёт с престола ампиратрицу, то и сам эдаким, как и она, станет! Сейчас дай всем волю, тогда и от государства одни клочья останутся!

Спор разрастался. Страсти накалялись. Над головами казаков заблестели сабли. Вот-вот спорщики набросятся друг на друга и прольётся кровь.

– Мир вам! – загремел вдруг над разъярённой толпой могучий голос попа Серафима. – Вы же у церкви, казаки, а не в притоне сабармановом! Вложите свои сабли в ножны и устыдитесь того, что вытворяете у храма Господнева! Все вы люди набожные, православные, а сейчас душами вашеми овладел нечистый дух!

– Вы что, ополоумели?! – следом за попом закричал атаман, с трудом перекрикивая возмущённые вопли казаков и визг казачек. – Ещё кровопролития промеж нас не хватало! А ну сабли в ножны – и сказ весь! Покуда самозванец до нас доберётся, мы сами друг дружке бошки посшибаем!

Вскоре страсти улеглись, казаки успокоились и убрали сабли в ножны. Ярмарка захлебнулась, но расходиться по домам никто не спешил.

– С этого часа гарнизонную службу в крепости усилить велю! – распорядился Донской. – Округ городка тоже разъезды усилить! На то, на сё два десятка казаков отряжаю!

– А остальных куда? – заволновались казаки.

– Остальные со мною в Оренбург поскачут, – ответил успокоившись атаман. – Тяните кверху руки, кто со мной желет. А ты, – он посмотрел на писаря, – всё зараз запоминай и записывай!

* * *

Войдя в избу, Мариула едва не присела прямо на порог.

На столе красовался её любимый самовар, а за столом восседали внуки – Василий и Савва.

– О Господи, внучики! – она едва не всплеснула от радости руками, но вовремя вспомнила о Раде, которая спала у её груди.

Молодые казаки поспешили навстречу к бабушке. Савва взял у неё ребёнка и уложил в люльку, а Василий помог Мариуле раздеться и подвёл её к столу.

Братья были похожи друг на друга. Смуглые мужественные лица, светло-русые волосы, такие же усы и бородки. Их голубые светлые глаза так и светились радостью от встречи с любимой бабушкой. Братья были статны и красивы.

– Вы что, внучики, одни аль с супружницами? – вытерев платочком слёзы, спросила Мариула.

– Одни мы, – ответил Василий. – Приехали вот узнать, так ли здеся худо, как у нас в Бердах сказывают?

– Худо? – удивилась Мариула. – Да кто вам сбряхнул это? Живём себе тихоханько, да небеса знать себе коптим.

– А кто тама спит у тебя беспробудно, бабуль? – спросил Савва, кивнув на спящую Анию.

– Ой, опосля обскажу, – отмахнулась Мариула. – Сперва о себе поведайте, об отце с матушкой, о жёнках, о детушках?

– Да, всё у нас чин-чинарём, – сказал Василий, вставая. – Ну, вы покуда калякаете, я на отцовский дом схожу погляжу. А то батька опосля выспрашивать о нём будет.

Старший внук вышел из избы, а младший…

– Бабуль, а что за робёночка в куле принесла? – спросил он. – Лечить от хвори какой?

– Не-е-е, это моя доченька, – ответила, улыбаясь, Мариула. – Мне её мать – цыганка под дверь подкинула, а сама ушла.

– Что, совсем ушла? – удивился Савва.

– А кто её знает, – пожала плечами Мариула. – Ежели жива будет, глядишь, и заявится.

Внук посидел пару минут молча, о чём-то размышляя, а потом спросил:

– И как ты с нею справляешься, бабуль? Тяжело поди?