Каким-то образом, до того, как слова Инди превращаются в моих ушах в ничего не значащие звуки, я осознаю, что она говорит мне что-то, много чего; что она никак не может перестать говорить, когда понимает, что я далека от того, чтобы хоть что-то услышать. Хотела бы я суметь уделить больше внимания словам и суметь запомнить их. Но получается выхватить лишь несколько фраз:
И
И
Это звучит почти как поэзия, и я снова думаю, смогу ли когда-нибудь закончить свое стихотворение для Кая. Найду ли правильные слова, когда, наконец, увижу его. Будет ли у нас с ним достаточно времени для чего-то большего, чем для начал.
Я хочу попросить Инди вытащить еще одну синюю таблетку из моего рюкзака, но, прежде чем успеваю произнести хоть слово, опять вспоминаю, что говорил мне дедушка: я достаточно сильная, чтобы не принимать таблетки.
Вспоминаю, что сказал дедушка, когда я взяла у него бумагу в тот последний раз. - Кассия, - прошептал он. - Я даю тебе то, чего ты пока не можешь понять. Но когда-нибудь обязательно поймешь. Лучше, чем кто-либо другой.
В мозгу порхает мысль, подобно одной из бабочек-траурниц, плетущих свои коконы на веточках и здесь, и в провинции Ориа. Эта мысль возникала у меня и раньше, но до конца оформилась только сейчас.
А потом другая мысль посещает меня, быстрая и мимолетная, которую я даже не успеваю толком ухватить, и покидает движениями легких крылышек.
- Я в них больше не нуждаюсь, - говорю я себе. В таблетках, в Обществе. Не знаю так ли это. Но, кажется, так должно быть.
А потом я вижу его. Компас, сделанный из камня, лежащий на уступе, точно на уровне глаз. Я поднимаю его, роняя при этом все остальное.
Сжимаю его в руке, пока мы идем, не смотря на то, что он весит больше, чем большинство вещей, брошенных мною на землю. Я думаю,
Глава 21. Кай
- Скажи те слова, - просит меня Элай.
Мои руки трясутся от многочасовой работы. Небо позади нас темнеет. - Я не могу, Элай. Они ничего не значат.
- Произнеси их, - приказывает Элай, снова заливаясь слезами. - Сделай это.
- Не могу, - повторяю я, устанавливая песчаник-рыбу в изголовье могилы Вика.
- Ты должен сказать их, - настаивает Элай. – Должен, ради Вика.
- Я уже сделал все, что мог ради него, - отвечаю я. - Мы оба сделали. Мы попытались спасти ручей. А сейчас нам нужно идти. Он бы поступил точно так же.
- Теперь у нас не получится пересечь равнину, - говорит Элай.
- Мы будем держаться вблизи деревьев, - отвечаю я. - Пока еще не наступила ночь, попробуем пройти как можно дальше.
Мы возвращаемся и собираем наши вещи на стоянке у входа в ущелье. Когда заворачиваем вяленую рыбу, она оставляет серебристые чешуйки на наших ладонях и одежде. Мы с Элаем делим между собой еду из рюкзака Вика. - Тебе нужно что-то из этого? - спрашиваю я Элая, находя брошюры, взятые Виком.
- Нет, - отвечает он. - Мне больше нравится то, что выбрал я.
А я кладу одну из брошюр в свой рюкзак и оставляю остальные. Нет никакого смысла забирать их все.
Мы начинаем переход через равнину, шагая плечом к плечу в наступающих сумерках.
Потом Элай останавливается и оглядывается назад. Это ошибка.
- Нам нельзя задерживаться, Элай.
- Погоди, - говорит он. - Стой.
- Я не собираюсь останавливаться, - отвечаю я ему.
- Кай, - настаивает он. - Взгляни назад.
Я оборачиваюсь и в остатках вечерних сумерек вижу ее.
Даже издалека я узнаю ее: она стоит на вершине красных скал Каньона, и ветер треплет ее темные волосы. Она прекраснее, чем снег.
Она указывает рукой в небо.
Глава 22. Кассия
Мы почти наверху; почти можем окинуть взглядом всю равнину.
- Кассия, стой, - окликает Инди, когда я уже хочу перебраться на ту сторону скал.