Сплетенные

Это первые слова, не связанные с семейством Мэллори, которые она произнесла с тех пор, как я перекинул ее через плечо. Она лежит на заднем сиденье гр*баного Шевроле, который я «одолжил» — честное слово, позже попрошу Майкла его вернуть. Девушка молчала последние двадцать минут, пока я кружил, оценивая местность, высматривая машины УБН, которые могли последовать за Майклом. Крошечная рука Лэйси проскальзывает между пассажирским и водительским сиденьем и ложится на консоль. Я беру ее за руку и сжимаю, чтобы она поняла, что все в порядке. Все в порядке. И это не твоя вина.

Это язык, который мы иногда используем: легкий толчок в плечо, быстрое и крепкое сжатие руки. Наши жесты говорят больше, чем можно передать словами. Без сомнения. Вот как обстоят дела между такими людьми, как Лэйси и я.

— Мы дома? — тихо спрашивает она.

— Да. Только подъехали, — отвечаю я.

У меня возникает странное чувство дежавю, когда въезжаю на подземную парковку, и причина отчетливого воспроизведения воспоминаний внезапно поражает меня. До сегодняшнего дня я не был в этом многоквартирном доме, по крайней мере месяц. Андреас Медина. Андреас, мать его, Медина, прикованный наручниками к стулу, с простреленной ногой и запертый в одном из подсобных помещений, и мой друг Кейд где-то там, удерживаемый в плену разозленным главарем мексиканской банды. Бл*дь. Я не забыл ни о Медине, ни о Кейде, но время очень быстро пронеслось. Медина сказал, что у меня есть время до ночи. Если он не вернулся к темноте, то Кейд умрет.

Я паркуюсь, забираю Лэйс с заднего сиденья, поднимаюсь с ней на лифте в квартиру, но не захожу внутрь.

— Я должен кое о чем позаботиться, — говорю Лэйс. — Вернусь через пятнадцать минут. Майкл и Слоан внутри.

Честно говоря, если сейчас войду в эту дверь и увижу Слоан, то окажусь в полной заднице. Захочу остаться с ней до конца ночи, не выпуская из виду, а Медина к утру умрет от голода и нассыт в штаны. Нет, лучше сводить его в туалет, покормить, проследить, чтобы он избежал обезвоживания и не умер от перегрева из-за устаревших труб отопления. Там жарко даже в самые холодные дни, а он потеет уже несколько часов. Возможно, повышение температуры даст ему дополнительный стимул для разговора.

Лэйси выглядит не слишком довольной тем, что я собираюсь уйти, но кивает. Не торопясь, входит в квартиру — маленькое чудо, — а я могу пойти проверить, как там мой пленник.

Он на том же месте, где я его оставил, только теперь значительно истощен, и огромная лужа крови сделала бетон липким и черным. Когда он смотрит на меня, на его лице застыло выражение ярости.

— Ты сказал, что скоро вернешься, pendejo (прим. пер.: Pendejo (исп.) — кретин, тупица, недоумок, мудак). Твое время практически истекло.

Учитывая, через какое дерьмо я сегодня прошел, капризы этого парня не улучшают мое настроение. Искоса смотрю на него, подобный взгляд, вероятно, заставил бы кого-нибудь вроде Рика Ламфетти обделаться. И тут вспоминаю причину, по которой оставил Андреаса, почему решил вернуться к машине. Моя сумка. Мои инструменты. Моя оригинальная сумка до сих пор находится в багажнике «Камаро». У меня есть такая же, наверху, в нижней части шкафа в спальне, но в данный момент с собой у меня ничего нет. Я снова в замешательстве. Не смогу заставить Андреаса говорить, кроме как с помощью кулаков, но думаю, Андреас сможет выдержать побои. Он похож на человека, который будет молча страдать, выплевывая зубы, принимая удар за ударом, не говоря ни слова. Нет, мне необходимо придумать, что-то большее, чем кулаки, чтобы выведать у этого ублюдка местонахождение Кейда.

Предоставляю ему шанс доказать, что ошибаюсь. Чтобы сэкономить нам обоим время, энергию и избежать кровопролития.

— Где «Вдоводел», Андреас?

Андреас сжимает челюсть, насколько позволяет стул, наклоняется вперед, и сплевывает на пол.

— Ни хрена тебе не скажу, ese. Ни единого шанса, бл*дь.

Я стою и смотрю на него в течение долгого, напряженного момента. Три месяца назад, да что там, месяц назад я бы поступил в этой ситуации совершенно определенным образом. Выпустил бы кипящий во мне гнев на этого человека: дал бы волю своему безумию, чтобы получить желаемое. Пришлось бы пролить немало крови, пота и, возможно, слез — не моих, — и я либо получил нужную информацию, либо Андреас Медина был бы мертв.

Какая-то часть меня рассматривает этот вариант даже сейчас, желая сдвинуть дело с мертвой точки, но другая часть, та, которая в последнее время все чаще и чаще добивается своего, не позволит этого.

Я хотел бы сказать, что не смогу замучить Андреаса Медину до предела, потому что исправился и больше не хочу причинять людям боль. В этом есть доля правды — мне никогда не нравилось причинять вред другим. Я делаю это не ради удовольствия, и теперь стараюсь избегать такого рода действий… но в большей степени останавливаю себя из-за Слоан. Она никогда не просила меня бросить работу, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать, если начну кровавую бойню, это окончательно рассорит нас. Довольно неприятно. Других вариантов нет, пожимаю плечами.

— Хорошо.