Барбара — член местного совета. Крупная женщина с яркой индивидуальностью, чей гардероб, кажется, состоит в основном из элегантных черных брюк и благоразумных рубашек. Она напоминает мне одну из прежних коллег: громкая и самоуверенная, что делает ее забавной.
— И почему же это меня не удивляет? — откликаюсь я.
Снова хохот. Мне определенно надо кое-что наверстать в винной зоне. Даже Мэдди, которая обычно предпочитает чай, сегодня пьет вместе со всеми.
— Так, ну ладно. — Голос Лиз лишь немногим громче остальных, но что-то в ее тоне приковывает к ней внимание. — Думаю, нам пора начинать, — продолжает она.
Книга этого месяца — «Утешение философией» Алена де Боттона — выбрана исключительно Лиз и является отступлением от нашего обычного меню из современной фантастики, разбавленной необычной классикой. В следующем месяце настанет очередь Барбары, и, судя по обложке, которая выглядывает из ее сумочки, она выбрала «Франкенштейна» Мэри Шелли. Честно говоря, я надеялась на что-то полегче. На что-то уютное и, для разнообразия, вдохновляющее.
Но обычно, если Барбара что-то решила, это бесповоротно. Это мое четвертое собрание, и я не припомню, чтобы она осталась довольной хотя бы одной книгой. Сейчас она говорит, что ей не нравится это популистское занятие — чтение великих мыслителей. И, как человека, практически потерявшего всякую надежду встретить подходящего партнера, ее не утешают взгляды Шопенгауэра на любовь как на средство для размножения рода и передачи потомству своих генов.
— Я имею в виду — как, по-вашему, это характеризует меня? Разве мои гены недостойны того, чтобы быть унаследованными? Нет, ну не то чтобы я могла передать их прямо сейчас, — бормочет она в свой бокал с вином. — Разве что с помощью непорочного зачатия.
Мы все дружно хихикаем.
— Ну, если тебя не утешает Шопенгауэр, то как насчет Ницше? — интересуется Лиз, пристально и серьезно глядя на Барбару. — Мне нравится его идея, что мы закаляемся от всего того дерьма, что происходит с нами в жизни, становясь в результате лучше.
Барбара фыркает:
— На меня годами обрушивалось столько дерьма, что я удивляюсь — как это я до сих пор не стала образцом добродетели.
Я рассказываю, как мне нравится читать регулярные публикации «Школы жизни» Боттона в «Твиттере» и «Фейсбуке», но Барбара снова морщит нос.
— Слава богу, я никогда не торчала в социальных сетях, — произносит она так, будто я только что призналась в постыдном пороке.
Постепенно темы наших бесед, неизбежно отдаляясь от Сократа, Сенеки и прочих философов, возвращаются к нам самим и нашим собственным новостям.
Сегодня в центре всеобщего внимания — бедняжка Дженни. Дженни — самая младшая участница нашего клуба. Недавно получившая квалификацию медсестры, стройная, застенчивая и умная, с темными волосами, забранными в «конский хвост», и с пристрастием к коротким платьям и плотным черным колготкам. Карен расспрашивает ее о личной жизни, и Дженни явно чувствует себя не в своей тарелке. Я знаю, каково это — подвергнуться допросу от Карен. Однажды она попыталась провернуть такую штуку со мной, и мне это очень не понравилось. У меня не было настроения объяснять свои необычные отношения с отцом Альфи. Вообще-то я и не обязана это делать, и мне неприятно, когда меня ставят в такое положение. Да и Дженни, судя по всему, тоже. Я не уверена, что смогла бы вытерпеть общество Карен чаще, чем раз в месяц, и оттого чувствую неловкость, поскольку на первый взгляд мы очень похожи. Нам обеим за тридцать, и у нас есть дети школьного возраста. Мы обе — заядлые читательницы. Как и я, она переехала сюда из Лондона, хотя и на несколько лет раньше. Вместе с мужем она занимается компьютерной графикой и с головой погружена в дела родительского комитета в школе Альфи. В мое первое посещение Книжного клуба Карен принялась выкладывать мне всю подноготную о жизни во Флинстеде, словно она была старожилом, а я новичком. Когда же я сообщила, что ходила здесь в школу и что во Флинстеде нет ни одного незнакомого мне квадратного дюйма, она сникла, как будто я пыталась утереть ей нос. А может, так оно и было.
Я наливаю себе еще вина.
— Может, кому-нибудь долить? — спрашиваю я, надеясь отвлечь внимание от Дженни. Но только Барбара охотно подставляет мне свой бокал.
— Так как давно вы встречаетесь? — не унимается Карен. Она подается к Дженни, широко распахнув глаза за своими дурацкими очками в толстой оправе, и ее прямые темные волосы с неухоженными кончиками раскачиваются над столом. — Это у вас серьезно?
Дженни заливается румянцем. Шея бедняжки покрывается красными пятнами, и я чувствую внезапную потребность защитить ее от назойливых расспросов Карен. Неужели людям нельзя заниматься любовью без того, чтобы об этом знал весь город?
— Вот просто из любопытства, — вмешиваюсь я, — кто-нибудь из вас слышал о Салли Макгоуэн?