Спляшем, Бетси, спляшем!

Вечером Джек приходит после восьми и просит показать ему детей. Алиса вспоминает его сразу же и подбегает поздороваться. Алик сосредоточенно разглядывает, потом тянется к нему и, быстро перебирая ножками, идет, но на середине комнаты шлепается на пол и сидит, думая, плакать или не плакать. Потом, все-таки решив не плакать, спрашивает с очаровательно-вопросительной интонацией: «Папа?!»

— Дурачок! Это не папа, это Джек! Да? — Алиса тоже вопросительно смотрит на меня.

— Ах, Алиса, неужели ты забыла Коко?

— Нет, я его помню!

Мы разговариваем по-русски. Джек оглядывается на меня. Я перевожу.

— Алиса теперь говорит только по-русски?

— Конечно, нет! — так же снисходительно, как при разговоре с Аликом, отвечает по-английски Алиса, — просто мама не разрешает говорить на трех языках сразу.

— На трех? — удивляется Джек.

— Алиса много общается с итальянской прислугой и уже немного понимает по-итальянски. Но я запретила мешать слова в разговоре, так она не освоит хорошо ни один язык.

— Я уверен, что она будет знать все, что знаешь ты. Она так на тебя похожа. Да, я и забыл: когда я шел к вам, за мной увязался один нахальный щенок и не хотел уходить. Он каким-то образом узнал, что я иду к английской девочке, поскольку он тоже англичанин, он был в Италии таким одиноким. Я пожалел его и не прогнал, но я должен был убедиться, что в этом доме говорят по-английски. Он сидит у двери и ждет, когда леди Элис решит, познакомиться с ним или прогнать.

Алиса слушает его с круглыми глазами, а потом всплескивает руками и бежит в холл. Возвращается она со смешным молодым английским бульдогом, который степенно обходит комнату, обнюхивая углы, потом подходит к Алику, сидящему среди игрушек, и вылизывает его лицо. Алиса хохочет, а Алик обнимает щенка за шею и валится с ним на ковер.

— Ну, Алиса, это тоже юная леди, как ты ее назовешь?

— Джуззи! — восторженно выкрикивает Алиса.

— О, Господи! Джуззи — это мальчишка-рассыльный из соседнего маркета. Алиса его обожает, потому что он катает ее на своей тележке.

— Хочу Джуззи! — упрямо твердит Алиса.

— Ладно, поблагодари Джека. А Дженни одной заботой больше, — вздыхаю я.

Тут входит Дженни и наводит порядок. Собака отправляется в угол на лежанку, которую тоже принес Джек, а дети — в ванную. Мы с Джеком идем в мой кабинет, где я обычно пишу и оборудовала уютную комнату, в которой провожу все время дома.

— Элизабет, ты завтра поедешь на студию сделать пробную съемку?

— Да, пожалуй. Ты вчера привел один неотразимый аргумент. Хотя теперь это будет жестоко с моей стороны — все время напоминать о себе.

— О чем ты?

— Так, ни о чем.

Мы поговорили о работе, обсудили предложение ехать в Венецию консулом, посол недавно беседовал со мной об этом. Джек предложил опять играть в теннис и учить меня восточным единоборствам. Я чувствовала, что ему не просто не хочется уходить, но он борется с желанием сжать меня в объятьях и целовать, пока мы оба не сойдем с ума. А я знала, что этим кончится, если я дам ему волю. Мы всегда говорили с Колей о разуме и чувствах, но теперь я задумалась о том, что есть, оказывается чувства и чувства. Я так любила Колю, что ощущала как бы раздвоение сознания, часть меня все время была с ним и эта часть, сплав разума и чувств, не поддавалась влиянию обстоятельств и логики, это была любовь. Другая часть меня жила независимой жизнью и чувства на грани инстинктов готовы были увлечь меня на опасный путь превращения каприза в движущую силу существования. К счастью, эти чувства поддавались воздействию разума. Пока. Долго ли я смогу управлять своими чувствами и инстинктами? Я так глубоко задумалась, что не слышала, о чем мне говорит Джек. Наконец я подняла на него глаза и сказала бесцветным голосом:

— Джек, тебе лучше сейчас уйти.

Я видела, как передернулось его лицо. Больше всего мне хотелось, чтобы он сейчас поцеловал меня, но это желание так просто было уничтожить, так же, как невозможно было искоренить любовь, отнимающую силы жить. Он вышел, взяв с собой переведенные на английский новеллы. Я еще какое-то время сидела неподвижно, потом привычно, как делала это последние четыре месяца, взяла себя в руки и засела за сценарий.

На следующий день к вечеру за мной приехал Минотти и заявил, что хотел бы обязательно отвезти на пробу так же и Джека. Нас привозят на студию и просят сыграть два эпизода: объяснение на яхте и финальную сцену в филармонии. Когда мы смотрим запись, я в ужасе от своего вида — так странно смотреть на себя со стороны, а Джек великолепен, он играет самого себя, влюбленного и сдерживающегося из последних сил.

— Если вы найдете Джеку подходящую партнершу, будет замечательно.

— Но Лиза, играть должна только ты, ведь ни одна итальянка не сможет сыграть такую целомудренность в тридцать лет.

— Но это было ужасно! Разве вам понравилось?

— Это не подлежит обсуждению, только ты, — заявляет Минотти уверенно.

— Но как же мы будем сниматься? Мы свободны лишь в субботу и воскресенье, а в будни только по вечерам, — пытаюсь я сопротивляться, но Минотти непреклонен.