— Мы начинаем с вашего репортажа. Расскажи нам самое основное, а затем не вмешивайся. Это будет местный выпуск новостей, плавно переходящий в расследование, — он снова откашливается и что-то бубнит кому-то в студии. — Будь готова через пять минут.
Я показываю Лифу пять пальцев, и он кивает.
— Готовность пять минут.
— Похоже, у вас отличный обзор полиции и входной двери. Если получится заснять, как они выносят тело, это будет фурор.
— Тело? В Фениксе все жертвы выжили после нападения.
— Если предположить, что женщина жива, то тогда почему они тянут и не везут её в больницу? В любом случае, заснять это будет большой удачей.
Некий дискомфорт пробегает по телу, как обычно бывает, когда приходится сталкиваться со смертью в новостях. Уверена, на экране мы заботливые и чуткие репортеры, но внутри радуемся каждому отличному кадру с трупом. Нет, я забиваю на всю эту ерунду и концентрируюсь.
— Давайте сделаем это… Ой! — мой каблук проваливается в землю. Я раскидываю руки в разные стороны, чтобы устоять. Земля после пары дождливых дней стала мягче, и несмотря на то, что мы в одном из наиболее развитых районов во Флагштофе, это всё ещё горный городок, а значит здесь большое количество естественных почв.
— Надеюсь, с тобой всё в порядке. Мы в эфире через три минуты.
— Всё в порядке, — я нацепляю маску профессионализма, в то время как даже моя кожа вибрирует от нервозности.
— Будь готова.
Занимаю свою позицию, приглаживаю волосы и сосредотачиваюсь на своей речи. Если всё пойдет как надо, я свалю из этого захудалого городка и выйду на большой рынок, что ещё на шаг приблизит меня к журналистике. Не каждому выпускнику колледжа выпадает такой шанс. Мои преподаватели всегда советовали мне идти в журналистику, благодаря наполовину американским корням цвет моей кожи достаточно смуглый, как у меньшей части населения, но в то же время не такой темный, что делает меня более желанной. Да, это полнейший бред, но не я придумываю эти правила. Нельзя винить девушку за то, что она пользуется некоторыми хитростями. У меня особенные карьерные цели, и если моё уникальное происхождение поможет в их достижении, то так тому и быть.
Мама всегда говорила, что я рождена для чего-то большего. До сих пор словно слышу её голос в своей голове: «Ты слишком хороша для этого мира, Шайен». Говорят, я вышла из утробы матери с целями и не на миг не останавливалась в их достижении с тех пор. В груди щемит от той гордости, которую испытала бы мама, если бы сейчас была жива. Она всегда меня подталкивала в осуществлении моих желаний. Господи, надеюсь, она видит меня.
— И мы в эфире через пять…четыре…
Пока в моем наушнике раздается отсчет Тревора, я поправляю плащ и смотрю прямо в камеру.
— И мы в эфире!
— Городок Флагштоф охватил ужас, здесь произошло громкое преступление. После серии нападений на женщин в Фениксе, каждое из которых имеет идентичные черты, полиции пришлось перенести расследование в соседний город, так как была обнаружена очередная жертва. Её имя не раскрывают, но возраст, социальный статус, а также детали преступления — всё это присуще жертвам того, кого полиция Феникса назвала Тенью. Все нападения произошли вечером, свидетелей нет, преступник был в маске и в перчатках, поэтому не оставил никаких следов. Звонок из дома позади меня поступил вскоре после восьми часов вечера, когда женщину, проживающую здесь, обнаружили в крови и без сознания…
— Возле двери какие-то движения, — замечает Тревор.
— Нет! Пропустите меня! — молодую девушку, подростка, буквально оттаскивает от дома офицер.
Лиф направляет камеру на неё.
Она утыкается в грудь пожилого офицера, её плечи вздрагивают от всхлипов.
— Шайен! — раздается голос Тревора в ухе, отчего я даже подпрыгиваю. — Продолжай говорить. Лиф, камера на девочку.
— Эм, похоже… — лицо девочки искажается от боли, а я едва сдерживаю тошноту, подступающую к горлу, — эта девочка…
— Мама, нет… пожалуйста, мама! — её пронзительный крик разрезает тишину.
Словно очередная рана появляется в моей груди, угрожая выпустить старые чувства наружу.
Безэмоциональность. Оставайся безучастной, Шайен.
— Похоже, это дочь жертвы.
— Дайте мне взглянуть на неё, — девочка умоляет полицию. — Господи, пожалуйста.
Боль девочки добирается и до меня, сердце мгновенно сжимается. Горло словно пережимают. Двери скорой распахиваются, как только выносят носилки.
— Мамочка!
Насколько могу, я игнорирую девочку и пытаюсь продолжить.
— Похоже…эм…они…
— Нет! — девочка бросается к носилкам, и только в это мгновение я замечаю на них женщину, накрытую белой простыней. Полностью. Даже лицо.
О, Боже! Она мертва.
И снова голос Тревора в ухе.
— Она мертва! Снимай её!
Желудок скручивает.
— Говори! Шайен!
Я киваю.
— Мы видим, какая трагедия произошла…эм…с…