Сарай за деревней стал настоящим полевым госпиталем. Ковбец непрерывно сновал из одного угла в другой, заботливо суетился возле раненых. Одному партизану он перевязывал руку, второму поправлял изголовье, третьего уговаривал не стонать, лежать спокойно. Забот было немало как ему, так и его помощницам.
— Виден ли там хоть конец боя? — спросил Ковбец, когда Надя вместе с Ольгой принесли нового раненого.
— Не утихает бой, Рыгор Константинович. Раненых из-под дуба уже всех эвакуировали, — ответила Надя, выходя вслед за Ольгой из сарая.
Когда они вернулись в лес, их встретил посыльный от Перепечкина.
— Давайте в первую роту, там есть раненые, — сказал он и повел девушек за собой.
Маскируясь, они шли вдоль лесной опушки, по тылу партизанской обороны. Над ними время от времени визжали мины, снаряды. Приходилось часто останавливаться, прячась за стволы деревьев.
Под ногами потрескивал валежник, в низинах хлюпала вода. Через несколько минут они подошли к переднему краю первой роты. Здесь начиналось мелколесье, дальше нельзя было идти во весь рост: местность прошивалась пулями, забрасывалась минами и снарядами.
Впереди на возвышенности показалась большая поляна. В центре ее стоял курган — братская могила времен шведской войны. На поляне кое-где виднелись кусты орешника и малинника. Отсюда хорошо была видна окрестность: и весь лес, и шапка нивского ветряка, и деревня Выгары с ее полями. От выгаровских полей поляну отделяла только узкая кайма молодого осинника, росшего на склоне пригорка, над ручьем.
Эта поляна, важная в стратегическом отношении, особенно беспокоила врага. Прибыв на рассвете в Выгары, гитлеровцы первые свои снаряды и мины послали сюда, рассчитывая, что на таком пригорке партизаны обязательно организуют оборону. Перелесок и поляну они обстреливали долго и упорно. Но партизаны, хорошо окопавшись и замаскировавшись, ни единым выстрелом не выдавали себя. Нелегко было сдерживаться. Командир первой роты Григорий Погребняков волновался больше всех. Через связного он неоднократно добивался от Перепечкина разрешения начать бой. Но каждый раз получал приказ:
— Молчать! Не выдавать себя.
Наконец обстрел поляны прекратился, и из кустарников от Выгаров показалось около сотни автоматчиков. Виляя между кустами, они цепочкой рассыпались по низине, заторопились к лесу. Наблюдая за ними, Погребняков приказал своим людям:
— Ожидать команды! За самовольство — расстреляю!
Нетерпение овладело каждым. И вдруг, когда немцы уже были совсем близко, командир роты подал сигнал: две короткие очереди из автомата. Перелесок мгновенно ожил, всколыхнулся от огня.
— Смотри, смотри, как я подцелил гада! — закричал Макар Васильку.
Старик показывал на подстреленного им автоматчика, который скатился с пригорка и, хватаясь за живот, корчился на земле.
— Прикончи, дед! — воскликнул Василек, перезаряжая винтовку.
— Жалко патронов на такого гада. И так сдохнет, — ответил старик и стал стрелять по второму автоматчику, убегавшему к деревне. Старик выстрелил раз, второй и вдруг попросил Василька: — Бей вот по тому, длинноногому! Моя что-то не достает.
Василек прицелился и выстрелил. Длинноногий взмахнул руками, дернулся назад, а потом ничком рухнул на землю.
Бой, вспыхнувший молниеносно, так же неожиданно и погас. Наступило затишье, только где-то слева еще раздавались редкие выстрелы: это вылавливали в кустарнике отдельных гитлеровцев, пытавшихся пробраться к Выгарам.
На лугу, у подножья пригорка, валялись вражеские трупы. Несколько партизан, спустившись вниз, принялись собирать трофеи — автоматы и гранаты. Оружие доставлялось в перелесок. Вдруг в воздухе послышался вой мин. Один взрыв, второй…
— В окопы! — закричал Погребняков «трофейной команде». Он окинул взором окружавших его партизан и сказал: — Обдурили фашистов, но и разозлили. Теперь начнут бить, только держись!.. — Погребняков удивленно взглянул на Макара Яроцкого. — Вы все еще с централкой?.. Кравцов!
— Я, товарищ командир.
— Немедленно заменить все эти трещотки на автоматы.
— Есть! Я говорил дядьке Макару — не соглашается. Стрелять, говорит, не умею из автомата, да еще из немецкого.
— Научить!
— Я и трещоткой, слава богу, уложил одного, — заявил Макар. — Только бы старание…
— Не разговаривать! — прервал старика Погребняков. — Бои будут большие. Вам же хочу лучшего, а вы — на дыбы. Не поменяете — отправляйтесь домой.
— Да я что, товарищ начальник?.. Надо — возьму автомат. Только разрешите, чтоб при мне была и централка. Она мне дорога — от колхоза премировали.
Погребняков улыбнулся и только махнул рукой.
Вскоре послышался гул самолета. Все взглянули вверх и увидели свастику на двойных фюзеляжах. Самолет, вероятно, был вызван по рации и имел точные данные о месте партизанской обороны. Вынырнув из-за леса, он стремительно пронесся над поляной. Перелесок вздрогнул, покачнулись деревья и кусты, утопая в темных земляных столбах. На окоп Макара Яроцкого упала молодая осинка. Когда заглохли взрывы, кое-где послышались стоны и крики раненых.
— Дедуля… дедуля! — долетело до Макара, когда он выбрался из-под дерева.