Сплоченность

— Ждать сигнала — две зеленые ракеты…

Связные поспешили в свои отряды.

Злобич стоял на опушке и наблюдал за передвижением партизан к железнодорожному полотну. Прижимаясь к земле, люди осторожно пробирались вперед. Не слышно было ни одного звука, кроме чуть уловимого шороха одежды по жесткой осенней траве.

Первая цепь состояла из людей, которые должны были уничтожить железнодорожную охрану и обеспечить беспрепятственную деятельность подрывных команд. Эта цепь заняла исходные позиции метрах в двухстах от полотна. Позади нее притаились подрывные команды, вооруженные взрывчаткой, разводными ключами, ломами и пилами.

Злобич то и дело поглядывал на часы. Чем меньше оставалось времени, тем, казалось, дольше оно тянулось. Волнение его все возрастало, как это бывало неоднократно и прежде, когда проходили последние минуты в ожидании боя. Хоть и был он человек обстрелянный, но это волнение, всегда сопровождавшее его в бою до первого выстрела, воспринималось Злобичем как некая необходимость. Вот и сейчас оно все росло и росло в его душе.

В левой ладони — часы, в правой — холодная рукоятка ракетницы. Он пристально вглядывался в секундную стрелку, затем вдруг сунул часы в карман и, одну за другой выпустив в небо две шипящие зеленые ракеты, быстро двинулся от опушки. На ходу отметил, как на севере и на юге, вдоль железнодорожной линии, вспыхнули в небе такие же ракеты. «Пошли на штурм поддубновцы, ганаковцы, зориновцы — всё соединение», — подумал он.

Опушка, откуда Злобич недавно вынес вперед огневую позицию, всколыхнулась от мощных взрывов. «Вот была бы каша», — невольно пронеслось в голове. Он бежал в шеренге штурмующих и стрелял из автомата короткими очередями.

До станции оставалось шагов сто, когда гитлеровцы опомнились и разобрались, откуда бьют. И тогда шквал огня резанул в упор по наступающим.

— Ах, шени чириме!.. Ложитесь! — крикнул Сандро, забегая вперед.

— Ну, ты брось! — грубо оттолкнул его Злобич, продолжая бежать.

Послышались стоны раненых, просьбы о помощи, кто-то крепко выругался. Крики доносились больше с правой стороны, где под ногами людей взорвалось несколько мин. Злобич взглянул туда и ахнул: правофланговая группа, по которой с вышки бил вражеский пулемет, залегла на голом пристанционном пустыре, а затем начала отползать назад. Следом за ней залегла и центральная группа, умерили бег левофланговые. Нельзя было терять ни одного мгновения. Нажать! Еще одно усилие! О потерях сейчас думать нельзя!

Недалеко от себя Злобич увидел пулеметчика, в замешательстве отползавшего назад, искавшего укрытия.

— По вышке — огонь! Чего жмешься к земле?! — подбежал он к пулеметчику.

Тот опомнился и открыл огонь. Через минуту пулемет на вышке замолк. Тогда Злобич, на ходу отстегивая гранату, подал команду:

— Вперед! Ура-а!..

Его клич подхватили Погребняков, Сандро, все, кого видел он и кого не видел. Какая-то могучая сила подняла людей и вынесла к станционным постройкам, на полотно дороги.

В ход пошли гранаты, они разворачивали внутренности бункеров и дзотов, служебных помещений и вагонов. Языки пламени охватили бараки солдатских казарм. Как ошалелые, кидались из стороны в сторону оккупанты. Их добивали тесаками и прикладами.

Когда сопротивление было сломлено, на линии появились подрывные команды. Послышался лязг ключей, удары кирок и топоров, визг пил. Минеры ставили мины и толовые шашки, готовили подрывные машинки. Затем все скатились с полотна, притаились под откосом. И тогда, как финал концерта, загремели взрывы огромной силы: взлетали рельсы и шпалы, обрушивались мосты и строения. Гул раскатился далеко вокруг, и, казалось, нет ему ни конца ни края. Он то спадал, то с новой силой нарастал, ширился.

Из-за колючей проволоки дровяного склада толпами бежали измученные, оборванные люди.

Кто-то громко благодарил партизан за освобождение, кто-то от радости плакал. Злобич пробирался между освобожденными, внимательно вглядывался в лица. Он искал Сергея и Надю. Да и он ли один?! Над толпой то и дело слышались восклицания:

— Надя! Здесь ли Надя Яроцкая?!

— Поддубный!.. Сергей Поддубный!..

В беспорядочном шуме многочисленных возгласов можно было распознать голоса Погребнякова, Турабелидзе, Кравцова. Но Надя и Сергей не откликались…

В гуще толпы Злобич приметил девчат из Нивы, окликнул их. Они обступили его и наперебой стали рассказывать обо всем, что им пришлось пережить с тех пор, как фашисты угнали их из деревни.

— Десять человек наших увезли уже. Еще днем. Первым эшелоном.

— Послушал бы ты, Борис, сколько было слез! Хадора Юрковец прямо волосы на себе рвала, когда гнали ее к эшелону.

— Какое счастье, что мы еще остались на станции!.. Теперь бы еще Надю отыскать…

— Бошкин оставил ее при себе. Где он, там и она будет.

«Надя и Сергей, если еще живы, могут быть только в Калиновке и нигде больше», — подумал Злобич и пошел к зданию вокзала. Чувство отчаяния больно сжимало его сердце.

На линии взрывы утихли. Из отрядов прибывали связные, докладывали о выполнении заданий.

— Новиков тяжело ранен, — доложил связной из отряда Калины.