Сплоченность

Рауберман выпил вина, но по-прежнему чувствовал себя плохо. Ему было не по себе в тишине. И когда вдруг зазвонил телефон, Рауберман обрадовался. Оживившись, он снял трубку и прижал ее к уху.

— Кто? Господин Шишка?.. Что в Подкалиновке?

Лицо его, на миг просветлевшее, сразу же изменилось. Злобно закусив нижнюю губу, он напряженно слушал. Начальник полиции Шишка не говорил, а кричал. Крик неприятно отдавался в ухе. Рауберман немного отвел трубку в сторону и наконец сам закричал:

— Трус! Глупая башка! Как ты мог это допустить!

Он бросил трубку, вскочил с кресла и стал быстро ходить по комнате. Неприятности росли. Полицейский отряд, посланный сегодня утром в Подкалиновку — к месту ночного партизанского налета, разбит. Удар, новый удар!

Он выпил еще стакан вина и снова зашагал по кабинету. Его тревожили перемены, происшедшие с ним после возвращения из отпуска. Когда-то спокойный, уравновешенный, он превратился за два месяца в настоящего неврастеника. «Всю Польшу прошел, Голландию, Бельгию, Францию, — мысленно говорил он сам себе, — но такой страны, как эта Белорутения,[2] не встречал. Того и гляди, взлетишь на воздух и следов не останется».

Но как избежать опасности? Четыре сотни немцев и полицейских, что остались в Калиновке и Заречье, могут нести только гарнизонную службу. Они вбили себе в голову, что у партизан неисчислимые силы, а потому в каждой боевой стычке сразу же теряются! Да что говорить о рядовых! А разве командиры лучше? Паникеры, бездельники! Разве можно положиться на начальника полиции Шишку? А начальник жандармерии лейтенант Гольц? Ни одного приказа этот длинноногий страус не выполнит толком. Генерал Кубе требует: дайте мне точные сведения о партизанских базах и стоянках — пущу бомбардировщики, а что на это может ответить Гольц? Что он сделал за время своей службы в Калиновке? Пять человек заслал он в этом году в лес, и осе пятеро были разоблачены и уничтожены. Кто раскрывает наши планы партизанам? Ничего Гольц не разгадал, ничего существенного не сделал.

Рауберман подошел к телефону и позвонил в жандармерию.

— Лейтенант Гольц? Расследуйте, кто виноват в разгроме подкалиновского гарнизона. Результаты доложить завтра утром!

— Есть!

— Что узнали от арестованных? Выяснили, где партизанские базы и стоянки?

— Пока… пока нет. Допрашиваем… Беспокоимся…

— Плевать мне на ваше беспокойство! Вы мне сведения дайте! Сведения! Понимаете? — и, не ожидая ответа, бросил трубку на телефонный аппарат.

За окном посветлело, дождь прекратился. Рауберман взглянул на часы — пора обедать. Выпив еще вина, он отправился к себе на квартиру. Следом за ним заторопился денщик.

5

Темная ночь конца ноября. Пронизывающий ветер, снег и дождь. Под подковами позванивает, постукивает: дорога скована гололедицей. Впереди едет Роман Корчик, самый лучший знаток дорог и тропинок. Близким и удобным путем Корчик ведет группу к Ниве. Камлюк, Злобич и Новиков видят, как в темноте едва вырисовывается его фигура. Движется он не спеша, сохраняя постоянную дистанцию.

— Знает дело. Что ни делает — с душой, — говорит Новиков.

— Подходящую должность ему готовим, — отзывается густым басом Камлюк.

— Какую, если не секрет?

— Командиром спецроты при штабе соединения.

— Это как, по совместительству? Не слишком ли много будет для него?

— Сам высказал желание.

— Энергичный человек… Первый друг разведчиков. А может, нашли бы ему совместительство по разведке, а, Кузьма Михайлович? — осторожно предложил Злобич.

— Вот придумал!.. Не бойся, он и тебя не забудет.

Злобич не возражал, понимая, что это бесполезно: будет сделано так, как прикажет начальство. Камлюк снова заговорил с Новиковым:

— Может, он начнет интересоваться делами Нади, так ты — ни слова.

— Кто это?

— Да Кравцов же, начальник дружины самообороны. Хотя человек он преданный, орденоносец еще с финской кампании, инвалид, но ты ведь знаешь законы нашей конспирации.

— Обойду подводный камень — не споткнусь!

— И не задерживайся. Узнай, как теперь у них налажена охрана, сколько хлеба выделили для партизан… потом, что он как глава деревни сделал для помощи семьям солдаток — в отношении подвоза топлива на зиму. И еще передай: семена для весеннего сева — неприкосновенный фонд. Пусть об этом доведет до сведения населения, чтобы каждый колхозник сберег… Дела-то на фронте как пошли! Видно по всему, что для своих сеять будем!

Камлюк поправил на голове капюшон плащ-палатки и, занятый своими мыслями, молчал. «Сколько забот у него! — подумал Злобич. — Да и то сказать: две такие обязанности — командир партизанского соединения района и секретарь подпольного райкома».

Следом за Камлюком, Злобичем и Новиковым ехали еще четыре всадника. Впереди на высоком коне покачивался Сенька Гудкевич. Сзади него, стремя в стремя, ехали: адъютант Новикова Всеслав Малявка, связной с подпольными пунктами разведчик Платон Смирнов и прикомандированный для сопровождения Камлюка адъютант Гарнака Сандро Турабелидзе.

— Расскажи-ка, Платон, как это было у тебя… ну, как краски для меня достал? — проговорил Сандро.