Сплошной обман

— Во вторник утром, — ответила я Гиацинте. Губы по–детски задрожали, и я уперлась взглядом в стол.

— Тогда я не нахожу никакой связи с мистером Грантом. Это все, конечно, неприятно, но дверь тайника часто заедает, и мы постоянно боимся таких происшествий. Правда, Прим?

— Это точно!

Неужели никто не спросит меня, что я делала в тайнике? Я должна была радоваться этой оплошности, но почему–то не радовалась. Я чувствовала себя виноватой. Мне следовало сказать, что я намеренно оставила дверь открытой, но язык не слушался.

— Что касается туфель Страша, думаю, он сам все объяснит, когда до него дойдет очередь. — Гиацинта говорила таким тоном, словно вела заседание правления общества садоводов–любителей. — О чем ты еще упомянула, Тесса? Ах да… об отсутствии часов у мистера Гранта. У кого какие соображения?

Что–то промелькнуло в глазах Страша — страх, любопытство? — и тут же исчезло. Лица остальных не выражали ровным счетом ничего. Я уже собиралась рассказать о страсти Энгуса к карманным часам, когда Гиацинта повернулась к Гарри.

— Ну, раз я взяла на себя роль председателя, то предоставляю слово тебе.

Гарри подался вперед и уткнулся подбородком в ладони.

— Я все думаю о мотиве. Если мы откажемся от версии, будто Шанталь совсем обезумела и мстит дому, который некогда дурно обошелся с ее народом. — Он ласково улыбнулся цыганке. Шанталь вдруг дернулась, и моя боль сменилась удивлением. Что это с ней? — Или версию о том, что Грант угрожал Страшу, явившись из его темного прошлого. Наверное, Страш когда–то ограбил галерею. Впрочем, такой мотив мог быть и у Клайда Дизли, и у Годфри Гранди. Один торгует древностями, а другой…

— Мы знаем. Чейнвинд–холл больше похож на музей, чем галерея "Наследие", но если ты идешь по этому пути, то должен в число возможных убийц включить и меня. Я ведь работала в галерее, и Энгус, к примеру, мог обвинить меня в краже какого–нибудь бесценного шедевра!

Выпалив это, я демонстративно вздернула подбородок.

— Если отказаться от всех этих не слишком правдоподобных версий, — невозмутимо продолжал Гарри, — нам остается обратиться к очевидному мотиву — желанию мистера Гранта положить конец карточным вечерам. Но я не вижу, как оно может быть связано с убийством.

Страш хранил такую неподвижность, что его можно было принять за мертвеца. Остальные придвинулись ближе к теплому сиянию свечей, словно за окном стоял трескучий мороз.

Глаза Гарри превратились в щелочки.

— Если бы Энгуса Гранта решили убить из–за карт, то вряд ли преступник стал делать это неподалеку от дома, где устраивались карточные вечера. А теперь полиции ничего не остается, как проверить, что происходит в Чейнвинд–холле. Неизбежно поползут слухи, и, — Гарри посмотрел на Гиацинту, потом на Примулу, — дорогие мои родственницы, дни ваших азартных развлечений так или иначе сочтены. Напрашивается вывод, что карты тут ни при чем.

— Дорогой наш мальчик, ты совершенно прав. — Щечки Примулы порозовели от возбуждения. — У нас с Гиацинтой хватило бы ума последовать за мистером Грантом в Лондон и аккуратно подстроить несчастный случай. Но поверит ли полиция в нашу разумность или подумает, что мы впали в исступление и решили добиться своего любой ценой?..

— Простите, мадам. — Страш кашлянул с подчеркнутым уважением. — Но то, что полиция думает, и то, что она может доказать, — это две разные вещи, иначе меня здесь сейчас бы не было. Чего у нее до сих пор нет, так это орудия убийства.

Будет, если я не стану играть по правилам Годфри! Чувствуя на себя взгляд Гарри, я перестала кусать ногти.

Гиацинта поджала подведенные губы:

— Если этот инспектор Луджек такой умный, каким выглядит, он поймет, что в этом преступлении нет ни на грош исступления. Его совершили в спешке, но без всякой суеты. Слишком уж много вычурности в убийстве мистера Гранта.

Точно в цель! Если убийца знал о нашем с Гарри представлении, он мог попытаться бросить подозрение на одного из нас… Инспектор Луджек попросил меня соблюдать осторожность, чтобы не оказаться в роли жертвы, но осторожность нужна и для того, чтобы не оказаться козлом отпущения. А Гарри… его положение в качестве наследника еще более уязвимо…

Гиацинта обвела глазами собравшихся.

— К чему эта мрачность? Убийство — порождение грубого воображения человека, который хотел положить конец как жизни мистера Гранта, так и роду Трамвеллов. Об убийце мы знаем один–единственный достоверный факт: он ранняя пташка. А отсюда следует вполне закономерный вопрос: как этот человек смог заманить мистера Гранта на Тропу Аббатов в столь неурочный час?

Я открыла было рот, но меня опередила Примула:

— Прости, дорогая, что перебиваю, но разве этот вопрос не следствие другого? Где и с кем мистер Грант провел прошлую ночь?

Комнату пронзила короткая вспышка молнии, и в ее резком свете я увидела лицо Страша. Настоящее его лицо, которое полыхало злобной радостью. Я думала, что он заговорит, но Примула еще не закончила. Сумрак в комнате словно сгустился, и лицо Страша приобрело обычное бесстрастное выражение.