Спойлер: умрут все

Лаз друзья расширили, но когда Даня проскакивал под отогнутым зелёным листом, то зацепился брючиной за торчащий из мусорных завалов штырь. Застиранная ткань расползлась с постыдным треском. Штанину разорвало до колена. «В элегантные шорты».

(И чешешь к Мерцающему дому)

Даня чесал к Мерцающему дому, подгоняемый конским топотом. Разорванная брючина хлопала, как парус, и ветер облизывал оголившуюся икру.

«А если дом его не примет? — ошеломила Даню внезапная мысль — мысль, которая не пришла на ум ни одному из заговорщиков. — Если Сафрон слишком взрослый?»

Он едва не остановился, надеясь вымолить пощаду.

— Убью, гад!

Надежды рухнули, но окрик — совсем рядом — придал свежих сил. Даня гнал, петляя меж покрытых бронзовыми мхами бетонных руин. Под подошвами хрустели щебень и бутылочное крошево. По каньону из ощетинившихся арматурой блоков гуляли запахи волглой глины и мочи. И неспешно, украдкой, втекала в него гнетущая тень Мерцающего дома.

Недостроенная девятиэтажка вырастала перед бегущими. Щерилась пустыми окнами, за которыми в сумрачных лабиринтах заблудился свет заслонённого солнца. В нижнем ряду окон копошилась студёная тьма. Бетонная громада следила за двумя крошечными фигурками десятками слепых, но пристальных глаз. И выжидала.

А расстояние между фигурками сокращалось.

(У тебя будет всего один шанс, поэтому кидай точнее)

Тридцать шагов до дома, двадцать, пятнадцать. Ноги по растрескавшемуся асфальту дорожки — туб, туб, туб. Теперь окна напоминали не глаза — разверзшиеся пасти.

(Ничего сложного. Как пальцем в говно попасть)

«Легко. Тебе. Командовать». Фраза дробилась на каждый толчок ноги, и каждый толчок ноги отдавался в голову.

Фасад разросся перед ним, точно дом сам скакнул навстречу, распахивая объятья… или жаждая проглотить. На миг Даня забыл, что нужно сделать. Вбежать в подъезд? Очень может быть.

— Лэндо! — окрик из-за бетонных завалов сбоку. Спасительный.

Даня размахнулся и швырнул чётки в надвигающийся зёв окна. Увидел, как они распустились в полёте. Услышал, вильнув вправо, как они шлёпнулись на бетон по другую сторону окна.

(Даня: А вдруг Сафрон не полезет туда?

Толик: Этот дурак думает, что всё выдумки. Сам слышал, как он ржал. Полезет. Дело в шляпе)

И это было так успокаивающе очевидно, что Данины ноги сами замедлили бег.

В следующее мгновение пылкое, пыхтящее и увесистое впечаталось ему в спину и опрокинуло наземь. Он успел выставить руку и смягчил удар, но врезавшиеся в гравий колени обдало жаркой резью. Смердящая пóтом туша прижала Даню к земле, выбив из него дух. Запястье стиснула заскорузлая пятерня, рванула — и руку вывернуло за спину до хруста. Даня заорал. Горло наполнилось вкусом цементной пыли.

Старый добрый Сафрон упёрся в спину жертвы коленом и принялся выкручивать руку, будто ножку жареной курицы, то ослабляя, то усиливая нажим. Даня уже не кричал — визжал. Унижение было колоссальным и почти затмевало боль.

— Эти чётки мне от отца остались, гандон, — опалил его ухо осипший голос. Второгодник наклонился так низко, что Даня, скосив глаза, мог сосчитать прыщи за его оттопыренным грязным воротником. Изо рта Сафрона несло чесноком. — Он мне их из Афгана прислал.

В школе болтали, что отец Сафрона не вылезал с зоны, где и покончил с собой, вздёрнувшись на скрученной простыне, но Даня счёл за лучшее не уточнять. Сафрон как раз опять налёг на его руку, и глаза Дани застила свинцовая пелена. Разразившись очередным воплем, он не сразу сообразил, что Сафрон с кем-то перекрикивается.

Когда слова стали слагаться в осмысленные фразы, Даня приподнял голову и разглядел в отдалении знакомую фигуру брата, высунувшегося из-за нагромождения фундаментных блоков. Перед собой Саня потрясал изогнутым куском арматуры.

— Ну давай! — в голосе Сафрона безошибочно угадывалась ухмылка. — Я ему руку вырву и ей тебя отпизжу. Хочешь, гандон?

Сочный жуткий хруст, который последовал за его угрозой, Даня услышал не только ушами — ощутил внутри, за рёбрами: там что-то сдвинулось, сместилось, нарушилось. Боль оказалась настолько запредельной, что он возмечтал отключиться. Хлынувшие слёзы прочертили на грязных щеках разводы, словно потёкшая тушь, а под самым носом Дани деловито перебирался с камушка на камушек рыжий муравей.

— Так-то лучше, — проурчало над затылком. Проморгавшись, Даня разглядел, что брат стоит на месте, опустив прут.

А потом Сафрон добавил будничным, как у теледиктора, тоном:

— Чётки мне принёс.

— Тебя из школы выгонят, — долетел до Дани голос брата. Неуверенный.

— Чётки мне принёс, — повторил Сафрон тем же рассудительным тоном.

— Тебя выгонят из школы и поставят на учёт. — Саня попытался завладеть ситуацией, и Даня почти поверил, что у него получится. — Твою мать лишат родительских прав.

— Чётки мне принёс.