— Просто твоё сознание расщепляется. Я и здесь, и
— Ты не в себе. — Даня попятился. Наткнулся на пирамиду картонных коробок с наваленной поверх одеждой, пошатнулся, устоял.
— Мне и не надо быть в себе. Я должен быть
— Что?!
— Прости, Лэндо, — без намёка на сожаление произнёс незнакомец под личиной брата — множеством личин.
— Он обещал мне тебя, милаш, — алчно заявил, объявляясь, Толик. — Когда займёт твоё тело, я смогу вытворять с тобой, что захочу. И я
Голодный голос эхом разносился по зеркальному тоннелю, а тоннель всё закручивался и закручивался, его стены всё теснили и теснили, и с каждой таращились отражения: Дани, брата — или того, чем брат стал. Кривлялись, корчились, наслаивались друг на друга, склещивались в нечестивый гротеск, вопящую скверну, губительный изъян.
— Зачем?! — услышал Даня чей-то затравленный крик. Кажется, собственный. Пока ещё.
— Связь близнецов, — прокатилось, вибрируя, по тоннелю. — С другим бы не вышло. Твои провалы в памяти, помнишь? Это я пытался дотянуться до тебя. Тогда я был слаб, и ты всегда меня выбрасывал. Но кое-что я успел. Связаться со старым другом. Заручиться его поддержкой.
— Если проверишь историю вызовов у себя в трубе, узнаешь много нового, — глумливо поддакнул второй голос, который теперь стал еле различим.
Первый же голос, напротив, ревел, как буря:
— Телефоны. Да!
И Даня понял. Двойная плата.
— Нет! — заорал он. — Нет! Нет!!!
Но буря подхватила его, завертела среди хохочущих и стенающих ликов и поволокла вдоль сомкнувшихся стен в смоляное сердце нескончаемого лабиринта — без верха и дна, вне времени и пространства.
— Да, — сказал Саня, впервые за тридцать лет по-настоящему открывая глаза. Крепко зажмурился, огорошенный. Поморгал, заново привыкая к чужому чувству. Справился с ужасом прозрения.
— Удалось? — угодливо полуприсев, спросил Толик. Из его ноздри вытекла струйка крови и чёрной гусеницей поползла по губе.
Саня сунул руку в карман Даниной куртки. Ключи от авто, документы — не их он искал. Нашарил и достал бумажную машинку. Маслянисто-красную «Феррари». Побаюкал её, остроносую, в ладони. Сжал пальцы. Разжал. Вместо машинки на ладони свернулись чётки.
— Пошли, — кивнул он коротко в сторону ванной.
***
В Рязань приехали с рассветом. Сквозь обвисшие, как сучье вымя, свалявшиеся облака проступало бельмо низкого солнца. Навигатор привёл по адресу из паспорта Дани. «Киа» прижалась к газону напротив подъезда, и Толик заглушил двигатель.
— Помогнуть? — засуетился он, сглатывая слюну.
— Справлюсь, — откликнулся попутчик. Всю дорогу он молча пялился на пейзаж за стеклом, будто высматривая в ночи нечто, ставшее привычным и неотступным. На все попытки Толика заговорить отмалчивался.
— Ты нормально вообще? — Толик потянулся потрепать его по коленке, предвкушая обещанное, но отдёрнул руку, стоило попутчику отвернуться от окна.
— Кричит, — произнёс чужак в украденном теле. — Брат. В голове. Он коснулся моих воспоминаний. Всех сразу. И теперь не умолкает.
Толик откашлялся.
— Когда мы вернёмся, Мерцающий дом… Его же разрушили. Ты уверен, дом точно появится? — начал он и осёкся, напоровшись на ледяной взгляд. Впервые подумал, что напрасно дал себя втянуть — и в произошедшее, и в предстоящее.