Спокойной ночи, красавчик

– Погоди, – попросила Энни. – Ты просишь меня переехать к тебе?

– Да, – ответил Сэм. – И пока мне кажется, что у меня потрясающе выходит.

Она громко рассмеялась. – Очень мило, Сэм, – сказала она, возвращая пакет и наполняя свой бокал. – Но нет, спасибо.

– Нет, спасибо? – переспросил он. – Но почему?

– Я уже говорила. Я предпочитаю своих мужчин в малых дозах.

– Я помню, – кивнул он. – И ты хочешь, чтобы я объяснил, почему ты такая?

Она поставила бутылку вина на стол. – О, правда? Обожаю, когда парни мне все объясняют.

Сэм говорил целых пять минут, подробно описывая, каким образом ее осторожность в отношениях проистекала из трагической потери родителей в юном возрасте, что привело к тому, что она воспринимала семейные узы как угрожающие или, что еще хуже, опасные. Это и заставило ее отрастить броню, чтобы держать людей подальше: образ чрезвычайно крутой и самоуверенной женщины, которую не интересуют привязанности.

– Хорошая попытка, Доктор Фил[51], – подытожила она, когда он закончил. – Но вы ошиблись, и мы отменяем ваше шоу.

– Тогда в чем же дело? – Спросил Сэм, пока не убежденный.

Энни выдержала его взгляд и откинулась на спинку стула. – Ладно, хорошо, если хочешь знать. Мужчины скучные.

Сэм рассмеялся. – Правда?

– Не обижайся. Это культурная норма. Мы растили наших мальчиков в убеждении, что им нужно подавлять свои эмоции. Это воспитывает удобных сыновей, но делает их неинтересными мужчинами в долгосрочной перспективе. С любым моего терпения хватало максимум на полгода.

– Что ж, я другой, – заметил Сэм. – Со мной интересно. Кроме того, у меня степень доктора наук в сфере чувств. Хотя бы дай мне шанс.

– Вкусно пахнет. – Энни вздрагивает при звуке голоса Франклина Шихи и понимает, что впускает в дом холодный воздух.

– Лазанья, – говорит она, закрывая входную дверь. – По рецепту моей мамы. – Ужин, который она хотела приготовить для Сэма в ночь шторма. Срок годности сыра рикотта истек вчера, но ей нужно было чем-то себя занять, поэтому она все же приготовила лазанью, полностью осознавая, что наверняка выбросит ее в мусорное ведро. Радио на бедре Шихи потрескивает, и он наклоняет голову, а затем убавляет громкость.

– Есть новости? – Спрашивает Энни, ведя его в гостиную.

– Ничего, – отвечает он. – И это самое странное.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, – говорит Шихи. – Если только ваш муж не поменял номера машины, но зачем? Но иначе у нас бы уже были данные со сканеров номеров.

– Ничего не понимаю. Его машина ведь не могла просто испариться.

– Нет, не могла. – Шихи кивает. – В этом вы правы.

– Мне нужен кофе, – опустошенно произносит Энни. – Хотите чашечку?

– Если вас не затруднит.

Шихи следует за ней на кухню, где она наливает им по кружке из кофейника со стойки. – Похож на отца, – говорит Шихи. Он уже у холодильника, наклоняется, чтобы лучше рассмотреть прицепленную магнитом статью о Сэме.

«Двадцать вопросов к Сэму Статлеру», очаровательное и нелепое интервью, которое Сэм дал на той неделе, когда они переехали в этот дом. Звонок репортера разбудил их от дневного сна, и Энни лежала, положив голову на грудь Сэма, пока он поглаживал ее волосы и отвечал на вопросы, обаятельный, как всегда. – Лучший десерт в Честнат-Хилле? – спрашивала женщина. – Я почти уверен, что черничный пирог моей мамы – лучший десерт во всем мире. – Как это, вы не видели «Западное крыло»? Это лучший сериал всех времен!

– Вы знаете отца Сэма? – Спрашивает Энни, протягивая Шихи кружку. Теодор Статлер. Сэм редко о нем говорил. Бросивший семью мужчина, который значил для него целый мир.

– Он вел математику у обеих моих дочек, – отвечает Шихи. – Перед его большим приключением в Балтиморе. Сахар есть?

Сахар стоит на верхней полке в шкафу; когда Энни оборачивается, Шихи уже стоит у кухонного стола и листает пачку счетов. – Что вы делаете? – резко говорит она, пересекая комнату, чтобы их забрать.

– Я не хотел вас задеть, – извиняется Шихи.

Энни засовывает счета в ящик с мелким хламом, под кофейником, даже не пытаясь скрыть раздражение.

– Не возражаете, если я спрошу – вы знали об этих счетах? – Шихи осторожно берет сахарницу из ее рук.

Энни колеблется, а затем опускается на табурет у кухонного островка, слишком истощенная, чтобы сопротивляться. – Нет.

– И много там? – Уточняет Шихи.

– Много. – Она смотрит, как он медленно сыпет сахар в свою кружку из дозатора сахарницы. – Сто двадцать тысяч долларов, если точно.

Шихи испускает медленный, прерывистый вздох. – И как вы это понимаете?

– Не знаю, – говорит Энни. – Разве это не ваша работа?

– Конечно, – соглашается он, делая глоток кофе. – Но вы вряд ли захотите услышать мое мнение.

Она стискивает зубы. – Вы думаете, он сбежал.

– Я думаю, что людям тяжело вынести финансовое давление, особенно мужчинам.

– Хотите сказать, что он нарочно съехал со скалы?

Шихи пожимает плечами. – Или решил, что в другом месте жить будет легче.

Энни встает. – Нет, Франклин, вы ошибаетесь. Сэм написал мне перед тем, как выйти из офиса, что едет домой. Он не стал бы так делать, если бы собирался куда-то еще.

– Могу я прочесть вашу переписку? – Просит Шихи.