Спокойный хаос

— Во-вторых, я хотел сказать тебе, что это слияние для нашей компании — настоящее самоубийство. Это — чудовищная ошибка. И не только в силу причин, которые я пытался объяснить в том, я даже не знаю, как его назвать, документе, который я дал тебе почитать в прошлый раз. Даже если не принимать во внимание те причины, а они одинаковы для всех слияний, я подчеркиваю, именно это слияние, в том виде, как его замыслили, грубая ошибка. И хочешь знать, почему?

— Да.

— Следи за моей мыслью. Перед нами две громадные промышленные группы, правильно? Европейская и американская, они решили объединиться. Европейской группой владеет определенное число банков, компаний и отдельных инвеститоров, ее контролирует Боэссон; американская же принадлежит одной-единственной семье, во главе которой стоит Исаак Штайнер, он и контролирует ее. Намерение двух групп объединиться предполагает наличие совместной выгоды, в связи с чем выдвигается гипотеза, что обе группы, и группа Боэссона, которую впоследствии я буду называть Мы, и группа Штайнера, я назову ее Они, по окончании слияния должны получать доходы. То, что я написал, а ты прочел несколько дней назад, опровергает именно эту гипотезу, тем самым подтверждая тот мой вывод, что, если принять в расчет все изложенные мной факторы, то количество материальных благ, которое будет создано после слияния, будет меньше количества материальных благ, создаваемых раньше каждой группой самостоятельно; однако, что теперь говорить — этого слияния нам не миновать, и соль вовсе не в этом. Все дело в том, что когда два такие колосса, как Мы и Они, противостоят друг другу, или даже объединяются в погоне за миражом совместной выгоды, один из них обязательно возьмет верх над другим. Несмотря на то, что они изо всех сил стараются договориться, идею Мы — это мы, а Они — это они, невозможно искоренить, она обязательно выживет. Ее можно уничтожить на нашем с тобой, Пьетро, уровне, но на уровне Боэссона и Штайнера она останется навсегда: эти двое никогда не смогут слиться в единое целое, они навсегда останутся Я и Он. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да.

— Выражение « выигратьслияние», которое с технической точки зрения не имеет смысла, родилось в условиях такой расстановки сил: но как бы на самом деле с технической точки зрения оно ни было бессмысленным, в действительности это выражение справедливое, хотя бы потому, что речь идет о двух живых существах, движимых беспредельными амбициями, и один из них по окончании этих торгов будет держать под контролем другого. Даже если разрыв между ними будет незначительным, даже если это произойдет на звездном уровне, один будет сидеть наверху, а другой под ним. Сейчас нам хорошо известно, что в нашем случае, пользуясь этим бессмысленным с технической точки зрения выражением, в результате этого слияния победим Мы. Так или не так? Ты ведь тоже так считаешь, правда?

— Да.

— Ладно. Это означает, что независимо от того, что случится со всеми двумястами тысячами служащих группы, в конце концов, Боэссон должен будет сесть выше Штайнера. На самом делевыше, я имею в виду. Что ж, давай забудем об этом на минутку. У меня была возможность тщательно изучить весь план этого слияния. Уже на протяжении многих месяцев на моих глазах документы по слиянию обсуждают, вносят в них изменения и добавления, утверждают их, ведут по ним переговоры, потом снова выносят на обсуждение, снова ведут по ним переговоры, и снова одобряют и так далее, чтобы окончательно выработать структуру будущего концерна. И доложу я тебе, что все будет не так, как предполагаем мы с тобой. Мы не победим, победят Они. Хотя, в конце концов, самые важные посты будет занимать Боэссон, а выиграет все же Штайнер, и знаешь, почему? Все дело в каноне, который был выбран, в модели структуры, Пьетро.

Енох, очевидно, предполагая, что его рассуждения приняли сложный оборот, делает паузу. А потом, убедившись, что мне все понятно, продолжает:

— Видишь ли, и Боэссон, и Штайнер слывут людьми религиозными. Боэссон — католик, а Штайнер — иудей; Боэссон славится своей более чем благонравной и умеренной жизнью, всем известно, что он ревностнейший католик, каждый день ходит в церковь к заутрене, по пятницам соблюдает пост и так далее, в общем, все это известно всем, но возьмем Штайнера, он, хоть и ведет распутный образ жизни, все равно пользуется уважением, он завоевал авторитет благодаря известной исторической миссии, которой когда-то посвятил всего себя — добиться возвращения евреям имущества, отторгнутого у них во времена нацизма. Эти две большие шишки, каждый по-своему, конечно, представляют свои религии. Два различных вероисповедания, понятно тебе? И у каждого из них свои каноны: у иудеев — иерархический и неизменный, у католиков — гибкий и сложный. А теперь скажи мне, как по-твоему, на какую из этих моделей ориентируется структура концерна после слияния?