— Послушай, сейчас у меня встреча, и после обеда я занят до восьми, а вечером хотел бы поужинать с Клаудией, я ей обещал. Ты не возражаешь?
— Еще чего! Она сама не своя от радости.
— А ты пойдешь с нами?
— Нет. Она предпочитает пойти одна. Она тебя любит. Знаешь, что она написала один раз в сочинении? Она написала, цитирую: «мой дядя фантастический миф».
— Да ну! Что ж, тогда пользуйся свободным вечером.
— Свободный вечер. Это — да.
— Конечно, кроме всего прочего, тебе нужно и развеяться, так ведь?
— По правде говоря, у меня в этом нет большой необходимости.
— Я имею в виду в принципе. Разве можно все время делать одно и то же и никогда не отдыхать…
— В принципе, да. Мне действительно нужно бы развеяться.
— Значит, так: я приеду за Клаудией около восьми, мы пойдем в ресторан, а потом я привезу ее домой, уложу спать, а сам устроюсь в комнате для гостей. А ты возвращайся, когда тебе надо.
— Если я куда-нибудь пойду.
— Если ты куда-нибудь пойдешь, заметано.
— Я бы мог развлечься и дома.
— Конечно, это грандиозная идея. Ты можешь сидеть на диване и смотреть телевизор, а потом сладко заснуть во время передачи «Маурицио Костанцо шоу» [50].
— Я имею в виду, что, в принципе, чтобы развлечься, совсем необязательно куда-нибудь идти.
— Конечно, в принципе. Клаудии нравится японская кухня?
— Если она пойдет с тобой, ей все понравится. Скорее всего…
— …
— …
— Скорее всего что?
— А теперь ты, не обидишься?
— Не переживай. Что такое?
— Не пори горячку, будь поосторожнее с ней. Я не думаю, что она уже готова к разговорам на некоторые темы.
— Пьетро, я ведь не малахольный.
— Да, конечно, я только хотел тебя предупредить о том, что кажется, будто с ней все в абсолютном порядке, не видно, чтобы она сдала хотя бы на минуту, я никогда не видел ее грустной, испуганной, она ведет себя так, как будто ничего не случилось. Ее реакция для меня загадка, и я до сих пор еще никак не решусь хорошенько во всем этом разобраться.
— Загадка? По-моему, она только подражает тебе. Она видит, что ты не страдаешь, и берет с тебя пример и тоже не страдает.
— Я не знаю как, но мне кажется, что она нашла свою точку равновесия, абсурдную, непредвидимую, и в этом состоянии равновесия живет изо дня в день, и ей удается избегать проблем. Хотя это, должно быть, очень хрупкое равновесие, очень хрупкое, Карло. Именно поэтому я тебя и прошу: не гони, будь с ней поосторожнее, во всем. Как известно, любой пустяк может нарушить это равновесие.
— Не беспокойся, братишка. Я буду с ней осторожен. Буду идти, как по тонкому льду.
— Вот именно. Правильно. С ней нужно именно так. Идти, как по тонкому льду.
— …
— По крайней мере, я так считаю.
Горгондзола. Без спутникового штурмана я бы никогда не доехал до этого места. Запах какого-то дезинфицирующего средства. Квадратное помещение освещается светом неоновых ламп, пластиковые столы и стулья, как в баре. Потолок украшают странные темно-синие гирлянды и красные шары, а к шкафу прислонен скомканный транспарант, на котором можно прочитать: «С днем рождения, Томас». Публика: человек пятьдесят, подавляющее большинство — женщины, на глаз так, я бы сказал, четыре или даже пять женщин на одного мужчину. Женщины в зале совершенно непохожи на загорелую, выхоленную, изысканную и элегантную патрицию Барбару-или-Беатриче, которая меня прислала сюда, это обычные, скромные, работающие женщины — большей частью учителя или домохозяйки, одеты они просто и, как видно, не следят за фигурой, загар, приобретенный этим летом, у них уже прошел, а зимой они не отдыхают на экзотических курортах, в глазах застыло клеймо Чистилища кварталов на периферии мегаполиса. Еще их объединяет возраст, в своем возрасте они никак уж не могут себе позволить роскошь забыть о смерти.