Спокойный хаос

Карло смотрит на меня и улыбается, снова протягивает мне опий. Он наркоман. Я это знал, но одно дело знать, а совсем другое видеть все собственными глазами, это сильно бьет мне по нервам. Карло — наркоман. В голове у меня сейчас царство холода — все замерзло. Слово наркоман замерзло, и я снова становлюсь моим отцом, слово «отец» леденит арктическим холодом, да, но тогда он был прав, — замороженная правда — потому что это истина, всегда это было истиной: легкие наркотики влекут за собой сильнодействующие, это ведь так просто, само собой разумеется, мои сыновья, черт их задери, вы только на них посмотрите: один смутьян, а другой смиренник, как это так, сволочи они этакие, будь они трижды прокляты, могли с этим не соглашаться?

Знаешь, какие были самые прекрасные моменты в моей, жизни? Что ты сказал? Я у тебя спрашиваю, знаешь ли ты, какие были самые прекрасные моменты у меня в жизни? Стоп, всем стоять на месте: это просто телепатия какая-то, как это, черт подери, Карло дога… Ты помнишь, мама нас водила в парк, в Вилла Челимонтана? Помнишь, я садился на качели, а ты начинал закручивать веревки? А мама нам строго-настрого запретила это делать, но мы выжидали, пока она отвлечется, и ты начинал закручивать веревки, ты крутил их до тех пор, пока мне уже некуда было деваться и приходилось наклонять голову, и вот так, согнувшись в три погибели, я ждал, пока ты не закрутишь до конца не отпустишь их. Веревки раскручивались, а я на качелях крутился вокруг своей оси, я крутился все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее, помнишь? А когда мама это замечала, было уже слишком поздно, она уже не могла остановить ту воронку, вращающуюся с бешеной скоростью, а когда веревки раскручивались до конца, после последнего рывка по инерции они начинали закручиваться в противоположном направлении, но только чуть-чуть, а потом снова раскручивались и закручивались в другую сторону, и так далее до тех пор, пока качели не останавливались, а мама, рассердившись на наши шуточки, не уводила нас домой. Ну вот, когда веревка в первый раз раскручивалась до упора, в тот самый момент резкого рывка, до того как они начинали закручиваться в обратном направлении: именно этот момент был для меня поистине фантастическим, больше никогда в жизни мне не довелось пережить подобные ощущения, в такие моменты у меня было все, что мне нужно в жизни: исполинская, неукротимая сила, скорость, страх, а значит и смелость, и адреналин, а после стольких витков этой бесконечной карусели я просто ошалевал, голова у меня шла кругом и, естественно, я не соображая ни хрена, а в момент рывка, все эти ощущения, десятикратно увеличиваясь, становились просто невыносимыми, понимаешь? Они были настолько интенсивными, что я чувствовал себя взрослым, взрослым и великим только потому, что я был способен испытывать накал подобных эмоций и сдерживать их. Сотни раз я искал эти ощущения в серфинге, в прыжках с парашютом, в банджи-джампинге, в наркотиках, хотя что-то такое подобное мне и удавалось почувствовать — я ощущал в себе силу, испытывал ошеломление и дикий страх, и адреналин бил ключом, — но все равно чего-то такого там мне не хватало. Ты скажешь, что мне не хватало детского восприятия, но я тебе могу гарантировать, что это не так, могу тебе гарантировать, что, когда ты бросаешься в пустоту с самолета или когда в первый раз вдруг бухнешь дикую дозу сильнющей незнакомой наркоты, ты снова становишьсяребенком. Нет, дело не в этом. Все гораздо проще: того, чего мне не хватает, просто больше нет. Мне не хватает тебя, мне не хватает мамы.

Тишина.