Да, Карло страдает, и он мне открылся — но можно ли
Что ж, сейчас мне гораздо лучше, но сегодня утром…
Сегодня утром еще до рассвета, когда я проснулся на диване, Карло уже не было, и вместе с ним исчез и опий, и все приспособления для его курения. Я встал и решил пойти в свою спальню, но тут же почувствовал себя препаршиво: меня ужасно замутило, и со всех ног я бросился в ванную. Я сидел на корточках в обнимку с унитазом, меня страшно рвало, через полуоткрытую дверь я заметил морду Дилана, он, можно сказать, с потрясенным выражением на морде смотрел на меня. Эта сцена могла продлиться какое-то мгновение: он сразу убежал, но в то мгновение мне, как никогда в жизни, стало стыдно за себя, казалось, мне буквально не пережить такой позор. Я почувствовал себя грязным, глупым и недостойным даже собачьей жалости, в тот миг я бы предпочел бухнуться головой вниз, в унитаз, утонуть в своих рвотных массах, как в той сцене из фильма «Trainspotting» [66], чем выйти из ванной комнаты и, по всей вероятности, встретиться взглядом с Мак, нянькой Клаудии, эта чистая душа еще до рассвета на ногах. Перспектива разбудить Клаудию, позавтракать с ней, отвезти ее в школу и остаться там, на школьном дворе, на целый день, как во все прошлые дни, внезапно мне представилась потерянным раем. Все было предельно ясно в тот момент: я был недостоин заботиться о своей дочери; рано или поздно эта истина все равно бы вышла на поверхность, рано или поздно я бы совершил нечто ужасное.