Спокойствие

— На следующий день она уже ничего не помнила, — сказал я.

— Это хорошо, — сказала она. Осень зашуршала под нашими ногами, потом мы сели на скамейку. Стояла солнечная погода, посетители спешили по дорожке к корпусу Б, хотели повидать своих мягкосердечных близких.

— Я не хотел о твоем дедушке… Словом, я не хотел этого говорить.

— Знаю, — сказала она. — Ты принес чистое белье?

— Конечно, — сказал я, мы замолчали. Возле корпуса Б муж и жена пытались поднять по лестнице инвалидную коляску, но у них не получалось. Наконец мужчина взял старика на руки, а женщина затащила пустую коляску, так они шли до лифта.

— Я покрасил квартиру, — сказал я.

— Спасибо, — сказала она.

— С мебели и с окон не получилось до конца соскрести, — сказал я.

— Я доделаю, — сказала она и пошевелила мыском тапочка. Мне казалось, она хочет раздавить жука, но она только отодвинула листву, чтобы жуку не пришлось переворачиваться. Было все же не так невыносимо, как когда она обдирала почки с веток.

— Пойдем, ты замерзнешь, — сказал я, просто чтобы сбежать от тягостных мыслей.

— Конечно, — сказала она и смяла наполовину выкуренную сигарету, затем мы вернулись в палату.

— Завтра я постараюсь прийти пораньше, — сказал я.

— Как тебе удобнее, — сказала она. И я укрыл ее одеялом.

Вскоре ее выписали. Через несколько недель мы впервые заговорили о том, что случилось. Сначала я приходил раз в три-четыре дня, потом стал приходить только по понедельникам во второй половине дня. Мы пили чай, я читал свои новые опусы и критические статьи о моей книге, иногда я приносил вино, но пить мог только я, поскольку она еще принимала лекарства.

— Как мама? — спросила она.

— В целом нормально, — сказал я. — Теперь она боится, что я сдам ее в крематорий. Она видела какой-то научно-популярный фильм, в котором показывали, как садятся мертвые в печи.

— Ага, — сказала она и положила сахар в чай. И я не сказал ей, что она кладет сахар уже в третий раз.

— Ты встречался с этой женщиной? — спросила она.

— Нет, — сказал я.

— Ну да, — сказала она.

— Нам обязательно об этом говорить? — спросил я. У меня громко заурчало в животе.

— Нет, — сказала она и принесла пакет печенья.

— Из Красного Креста пока не отвечают? — спросила она.

— Пока нет, — сказал я и встал, чтобы уйти. Я хотел поцеловать ее, но вспомнил, что это тоже элемент полового сношения, поэтому лучше не стоит, и, прежде чем отправляться домой, зашел на фречч в “Балканскую жемчужину”.

— Это вы? — спросила Иолика и положила передо мной газету. Она держала палец на плохо пропечатанной фотографии, словно на спинке жука, у которого вот-вот хрустнет панцирь.

— Да, — сказал я.

— С каких пор вы писатель? — спросила она.

— Точно не знаю, — сказал я.

— Этому учат где-нибудь?

— Нет. Думаю, нет. Может, в Америке, — сказал я, потом заплатил и пошел домой. Пришло письмо из французского издательства, и я хотел выбросить его вместе с рекламными газетами, но потом подумал, что это будет забавно, и прочитал их условия, и написал, что у меня нет возражений, ваше предложение большая честь для меня, и спасибо. Затем я написал маме письмо, из Мальме, потому что на следующий день один мой знакомый отправлялся в Мальме. “Уважаемая мама, если вы хотите меня видеть, пусть вам не закрывают глаза”, — написал я и смял бумагу, поскольку вспомнил, что писать надо левой рукой и что в Мальме у меня будут три выступления.

Прошлый год был относительно спокойным. Была девушка по имени Ноэми, с которой я иногда спал. Хорошая девушка, хотя ничего особенного. Мы познакомились на приеме, она носила подносы с шампанским. Мама не знала о ней.

С Йордан я встретился один раз в “Шкала Метро”, я искал подарок к Рождеству для Эстер. Она сказала, чай уже остыл, я сказал, ничего страшного.

Когда пришло письмо из Красного Креста, я сунул его в карман и отправился к Эстер, но вспомнил, что сегодня среда, а мы привыкли встречаться только по понедельникам. Потом я подумал, что по такому поводу я могу пойти в виде исключения, и уже собирался позвонить, но услышал из-за двери посторонний голос. Какое-то время я прислушивался, они просто разговаривали. Мужчина рассказывал что-то про Альфа Центавра. Голос Эстер я едва слышал. С лестничной площадки какая-то старушка закричала, молодой человек, кого вы ищете. Поэтому пришлось уйти. Я пошел в кино, показывали какой-то экшн. “Расчленитель трупов”, или что-то в этом духе, было весьма захватывающе.

После кино я вернулся, но их уже не было дома.