Спокойствие не восстановлено

В город Спасск, где до поры укрылись Викентий и Гошка, "Манифест" и "Положения" доставили с месячным опозданием против столиц. Отцы города, как могли, торжественно обставили чтение подписанных государем документов. Праздничным звоном заливались колокола. Народу в церкви, где "Манифест" и "Положения" должны были читаться, набилось видимо-невидимо. Чистая публика - ближе к алтарю, чернь - от него подалее. Ну, и беда нешто, что подалее? Главное что? Ведь праздник - для них, крепостных. То есть теперь - бывших крепостных! Гошку и Викентия сдавили - не дохнуть. Горели разноцветными огнями лампады, свет сотен свечей озарял стенную роспись и древние лики на иконах. Золотом и серебром сияло все вокруг: и царские врата, и оклады икон, и кресты, и паникадило, и одежды священника и дьякона. Курился ладан. Высоким сильным голосом читал молитву священник.

Гудел дьякон низким бархатным басом.

Но в ту же самую величественную минуту унтер местной инвалидной команды обходил своих, вытянувшихся по команде "смирно!", солдатушек-ребятушек и вразумлял:

- Глядите у меня. Ежели что - бунт какой или неповиновение, - в воздух не стрелять, казенных патронов попусту не тратить. Кто ослушается, запорю, мерзавца. А ты, Иванов, - унтер поднес к лицу хмурого рядового отлично знакомый последнему каменный кулак, - гляди у меня особо! Я тебя, каналью, знаю. Книжки читаешь, вольнодумствуешь. В Сибири сгною!

Между тем священник при мертвой тишине, установившейся в церкви, читал:

- Божиею милостию Мы, Александр Вторый, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем нашим верноподданным...

Гошка, а вместе с ним и все присутствовавшие в церкви с жадностью слушали монотонно-торжественное чтение, ожидая, когда в потоке пышной риторики зазвучат живые, относящиеся к делу слова.

Помянуты были и прошлое, и предшественники нынешнего царя. Ага, вот наконец!

- ...дворянство добровольно отказалось от права на личность крепостных людей.

Оживление в толпе. Дворянство? Добровольно? Гм... странное утверждение!

- ...крепостные люди получат в свое время полные права свободных сельских обывателей...

Что за притча? Как это: в свое время? А сейчас?! Разве не с сегодняшнего дня даруется воля многострадальному крепостному населению империи?

А священник читает дальше:

- ...помещики, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, предоставляют крестьянам, за установленные повинности, в постоянное пользование усадебную их оседлость... определенное количество полевой земли и угодий.

Стоп! У помещиков сохраняется право собственности на землю, а крестьянам ее - "за установленные повинности"? Неужто опять барщина?!

Священник перекрывает своим зычным голосом поднявшийся шум:

- Пользуясь сим поземельным наделом, крестьяне за сие обязаны исполнять в пользу помещиков определенные в "Положениях" повинности.

Опять повинности? Да что же это за воля такая?!

- ...До истечения сего срока крестьянам и дворовым людям пребывать в прежнем повиновении помещикам и беспреклонно исполнять прежние их обязанности... Помещикам сохранять наблюдение за порядком в их имениях, с правом суда и расправы, впредь до образования волостей...

Долго еще читал священник, многое было слишком сложно для мужицкого понимания. Но одно крепко засело в головах - земля-то, как и прежде, помещичья - выкупать ее надо для себя. А на какие такие деньги? И опять окаянные, ненавистные повинности!

Расходились из церкви сумрачные и молчаливые. Всеобщее недоумение выразил пожилой мужик в драном армяке - иного не нашлось даже для торжественного дня:

- Какая же это воля, ежели ее сегодня, в воскресенье, объявили, а завтра, в понедельник, мне обратно идти на барщину? - И убежденно сказал: - Тут есть фальша, по-иному сказать - лжа, не мог царь-батюшка так обидеть и обделить мужика. Не его эти слова!

- Чьи же? - спросили из толпы.

- Догадаться не мудрено: в чью пользу писано, ихние, стало быть, и грамоты.

- Помещики, нешто? - изумились в толпе.

- А то!

Случившийся тут уездный предводитель дворянства господин Молостовов Вадим Владимирович почел необходимым вмешаться:

- Эй, милейший! И "Манифест" и "Положения" подписаны собственной его императорского величества рукой. Напрасно народ смущаешь. За это знаешь что следует? Откуда ты, кстати? И чей?

- Во-во! - ответили в толпе. - Вся ихняя воля тута. Чей ты? Да ничьи мы теперь, господин хороший! Сами по себе. Иль еще не понял?

Уездный предводитель сообразил, что высказался и впрямь не совсем удачно применительно к сегодняшнему - будь оно трижды неладно! - событию. Гошка слышал, как уездный предводитель сказал негромко другому помещику:

- Господи, куда идем? Чем все кончится? И это быдло... - Дальше Гошка не расслышал.

В домике родителей Викентия в тот день собралась молодежь.