Сполохи

Летели комья снега из-под копыт ямских лошадей, визжали полозья на крутых поворотах северного тракта по укатанной ветром снежной целине замерзшего двинского русла. Сотник московских стрельцов, понаторевший в разных щекотливых поручениях, Василий Чадуев кутался в овчинную шубу, дышал на застывшие пальцы и часто ощупывал в суме государевы грамоты[158], которые вез он по царскому указу двинскому воеводе и мятежным Соловкам. А в грамотах говорилось:

«…За противность нововыбранных своевольством келаря, и казначея, и их единомышленников ко святой соборной и апостольской церкви и за непослушание Нам, Великому Государю, и Святейшим Вселенским Патриархам, того Соловецкого монастыря вотчинные села и деревни, соляные и всякие промыслы, и на Москве и в городах дворы со всякими запасами, и соль отписать на нас, Великого Государя. И из тех сел, и деревень, и от всяких промыслов денег, и всяких запасов, и соли, и разных покупок с Москвы и из городов в тот монастырь пропускать не велели до нашего, Великого Государя, указу».

«…А вы бы, слуги, служебники, и богомольцы всякого мирского чину, и работники, келаря и других соборных людей ни в чем не слушали и — до нашего, Великого Государя, указу — из Соловецкого монастыря вышли все в монастырские села, и в деревни, и на соляные промыслы, а им, противникам и непослушникам, келарю и казначею и их единомышленникам, наш, Великого Государя, указ за их непослушание и противность будет вскоре…»

Заносило снегом соловецкую землю, сковало крепким льдом Онежскую губу. Все побелело, заиндевело. Лишь сурово чернели могучие стены Соловецкого Кремля, наглухо были заперты его ворота.

Маленький островок, осмелившийся перечить церкви и государю, готовился к открытой борьбе, и никому не ведомо было, куда заведет эта борьба и чем кончится.