Спонсор

Я так и сидела, пребывая в какой-то прострации. Не понимала, что делать дальше, куда идти, за что браться. Почему-то подумалось, что завтра у меня репетиция и я не могу её пропустить… Но и маму оставить я тоже не могла. А ещё Маришка… Должны же быть какие-то фонды, помогающие людям в тяжёлых ситуациях. Благотворительные организации, меценаты… Меценаты. С одним я даже знакома лично, а учитывая, что он фактически правит всем городом, вряд ли какой-либо фонд откликнется на мою просьбу. Тем более что почти все документы поглотил огонь, а времени на то, чтобы восстановить их, потребуется порядочно. Маришке в школу нужно, маме — хорошие лекарства. Глянула на свои изношенные кеды и тяжело вздохнула. Какие уж тут кеды, когда всё вот так? Скоро совсем похолодает, а вся моя зимняя одежда… осталась в доме.

Даже не знаю, сколько просидела на лавочке. Должно быть, достаточно долго, потому что руки стали совсем ледяными, поднесла к лицу и выдохнула, пытаясь согреть пальцы теплом дыхания, и услышала чьи-то шаги. Ренат? Но, подняв голову, увидела я вовсе не Рената: к лавочке шли Пашина мама — тётя Маша и моя сестра. Увидев укутанную в какую-то растянутую кофту Маришку, я невольно поджала губы. Она же бросилась ко мне и заплакала.

— Ну что ты, не плачь, пожалуйста, не плачь, — шептала я, поглаживая светлые волосы сестрёнки, а сама снова начала всхлипывать. Опустошение, выбившее из меня все нормальные человеческие эмоции, испарилось, способность чувствовать вернулась, едва я встретилась с потухшим взглядом тёти Маши. Пашка… Пашки нет.

Маринка сидела у меня на коленях, обняв за шею своими маленькими ручонками, а я наблюдала за Пашиной мамой. Она старалась не смотреть мне в глаза, присела рядом и, опустив голову, сдавленно произнесла:

— Забирай сестру. Я больше видеть тебя не желаю. Ни тебя, ни семью твою.

Тон её был ледяным, слишком ровным для женщины, только что потерявшей сына, и это пугало. Я невольно поёжилась. Что она такое говорит?!

— Тёть Маш, я… — Я хотела сказать, что случившееся — трагедия для всех нас, но она, подняв голову, посмотрела на меня с такой непроглядной чернотой в глазах, с такой злобой, что я осеклась.

— Пашка сестру твою спасти хотел! — зашипела тётя Маша, с силой сжав ткань простенького платья в кулаки. — Он мой единственный сын! Был… Был моим единственным сыном. Он был моей семьёй, моим всем! А ты… вы… его больше нет, Лиана! Ты мне никто, мать твоя всего лишь соседка, а сестра… — Она смерила прильнувшую ко мне Маришку презрительным взглядом. — Видеть её не могу! Лучше бы Паша её в том чёртовом шкафу оставил! Девке семь лет, а настолько бестолковая…

— Что Вы такое говорите?! Как Вы можете при Марине! — перебив её, я подскочила на ноги. Маринка была достаточно тяжёлой для меня, но я так и продолжала прижимать её к себе. В ужасе смотрела в злобное бледное лицо женщины, которая ещё недавно с улыбкой говорила мне, что будет очень счастлива, когда мы с её сыном поженимся. Когда все мы станем единой семьей. Дома наши находились по соседству и … Теперь моего дома нет, а у тёти Маши есть дом, но нет Паши. Этот пожар разделил нас непреодолимым препятствием, и я вдруг поняла, что исправить это не сможет уже ничего.

— Врач сказал, что твоя сестра в порядке, забирай её и уходи, — как-то устало выдохнув, произнесла Пашина мама. — Через несколько дней нужно привести её на контрольный осмотр и сдать анализы, но это условности.



— Тёть Маш, — в каком-то даже мне непонятном порыве я потянулась, чтобы коснуться её плеча, но она резко дернула им и рявкнула:

— Уходи! И чтобы я тебя на похоронах своего сына не видела! Ты бросила его, бросила свою семью, а ради чего?! Ради танцулек!? — хрипло засмеялась она. — Так иди и танцуй, Лиана. Танцуй, девочка.

— Лиана, я замерзла, — прошелестела Маришка мне в ухо.

Мне хотелось разреветься. Хотелось до безумия, до хрипа, но позволить себе этого я не могла. Слова тёти Маши неровными осколками врезались в сердце, причиняли боль.

Еще раз глянув на неё, я опустила Маринку на асфальт и, скинув с себя куртку, укутала её.

— Так теплее? — выдавила улыбку. Сама я осталась в одной блузке, но холода не ощущала. Ничего не ощущала, только горечь и усталость.

— Да. — Марина просунула руки в рукава и протянула мне ладошку. Я обхватила её маленькую кисть, взяла с лавочки сумочку и, не прощаясь, пошла прочь.

— Лиана, а где мама? — спросила Марина, когда мы уже прошли добрую половину больничного сквера. Я не сразу поняла, что она спросила — так была погружена в лихорадочные рассуждения о том, куда ехать, где взять денег, у кого оставить Маришку, как вылечить маму… Мысли путались, цепляясь одна за другую, но дельных среди них не было.

— Мама скоро поправится. Пока ты поживешь со мной. — Распахнула железную кованую дверь и пропустила Маришку вперед.

Как только мы оказались за территорией больницы, осмотрелась в поисках остановки.

— Мы поедем домой?

— Нет, Малыш, — погладила сестру по голове. — Ты пока поживешь у меня. У меня есть комната в общежитии. Она маленькая, но уютная и тёплая, тебе там понравится.

— А потом?