Спор на жизнь (СИ)

А потом все исчезло — он опять стоял в одиночестве среди лесной поляны, оглядывая окрестности в поисках подтверждения своего видения. Будто проверяя его правдивость, мальчик кинулся к большому камню, оплетенному древесными корнями. В эту секунду можно было подумать, что какая-то неведомая сила вселилась в ребенка, руками раскапывающего снег, выгребающего из расщелин гниющую листву, ветки и грязь. Но вскоре его попытки увенчались успехом, и он наткнулся на предмет, доказывающий реальность его видений: в листве и грязи он отыскал старинный золотой перстень с изображением дракона. Юноша, как завороженный, смотрел на свою находку, пока отдаленный крик не вывел его из размышлений.

— Гэбриэл, где ты? Гэбриэл!

— Лоран… — мальчик сунул перстень в карман и изо всех сил побежал в ту сторону, откуда доносился зов сестры.

В этот момент картина сменилась, унося наблюдателя в еще более глубокие чертоги его разума. Крупинка за крупинкой, видение за видением, он собирал знания, которые приоткрывали таинственный полог, скрывающий его прошлое. И теперь взирая на себя с высоты, он испытывал смешанные чувства удовлетворения и страха, разливающиеся по душе.

В небольшой комнате, пододвинув к двери бельевой шкаф, сидел тот же мальчик, только повзрослевший на пару лет. Обхватив голову руками, он распластался на полу, пытаясь успокоиться.

— Гэбриэл, открой дверь, Гэбриэл, — раздавался женский голос за дверью.

— Уходите, я не желаю Вас видеть, — прокричал он, не поднимая головы.

— Гэбриэл, они могут тебе помочь.

— Я не сумасшедший и не больной, оставьте меня в покое.

— Сынок…

— Довольно, убирайтесь отсюда.

Но крики и уговоры никак не прекращались, грозя обернуться новым сумасшествием. Тогда юноша, не выдержав этого напряжения, вытянул из-под кровати собранный им ранее узелок с вещами и, со скрипом отворив окно, вылез на улицу.

Дуновение прохладного ветра, трепавшего каштановые пряди, отрезвили рассудок, и, ухватившись за ветку огромного дуба, нависшего над домом, юноша спустился вниз.

Вот уже несколько лет к ряду, с того злополучного момента в лесу, его неизменно посещали видения, которые настолько граничили с реальностью и возникали так спонтанно, что не ускользнули от посторонних глаз, обеспокоив семью, друзей и других обитателей деревни. Вскоре юношу начали считать одержимым или душевнобольным, — потянулись длинные вереницы врачей, травников и исповедников, обещавших ему освобождение от видений, но все было бесполезно. Они не отступали, превращаясь в настоящее проклятие, с каждым днем становясь все реальнее. Поэтому, спасаясь от постоянных кровопусканий и ритуалов изгнания, он убежал из дома, пустившись в долгие странствия.

Покинув туманные просторы Трансильвании, он побывал в Будапеште, Берлине, Праге и Вене, нанимаясь вольным рабочим к ремесленникам и крестьянам, дававшим в обмен за помощь кров и еду, но нигде не задерживался подолгу, опасаясь того, что кто-то узнает про его видения, пока, наконец, судьба не занесла его в Рим.

В попытках найти себе пристанище юноша обошел почти все лавки и мастерские, но город, издревле служивший не только религиозным центром, но и своеобразным торговым коридором, соединяющим Европу и Азию, был переполнен такими же искателями, как и он. Не нашлось ему места ни в кузнице, ни в пекарне, ни на почтовой станции, но, оказавшись там, юноша решил набросать несколько строк своей матери.

В этот момент очередное видение перенесло его в объятия далекого прошлого. Перед глазами пронеслась кровавая битва на Косовом поле; разговор, последовавший за ней; долгий путь по просторам Трансильвании; и, наконец, сцена в великом чертоге, завершившаяся изгнанием. Но в этот раз все было иначе: юноша больше не был сторонним наблюдателем, испытывающим схожие с персонажами сна чувства, он был непосредственным участником этих событий, вселившись в тело одного из них. Ярость, сострадание, раскаяние умножились десятикратно, обрушившись на голову молодого человека. Судорожно сжав в руке клочок бумаги, он выскочил на улицу и побежал, не разбирая дороги, сбивая с ног прохожих, не успевших пропустить его, пока не наткнулся на старую церковь.

На фасаде здания сияло огромное распятие, проработанное до малейших деталей; кровля была обшита сусальным золотом, что заставляло купола гореть при солнечном свете. Массивные стены покрывала белая известь, которая кое-где отслаивалась, обнажая кирпичную кладку. Воззрившись на распятие с видом человека, потерявшего надежду, юноша зашел внутрь, глубоко вдыхая запах воска и ладана, окутывающего помещение. Проследовав сквозь стройные ряды деревянных скамеек, Гэбриэл остановился у самого алтаря, молитвенно сложив руки.