Спор о Сионе. 2500 лет еврейского вопроса

В годы, когда эта война приближалась, Вейцман продолжал осаждать западных политиков, убеждая их, что «еврейский национальный очаг будет играть весьма важную роль в этой части света в качестве единственного надежного союзника демократий». Это означало, что сионистские требования оружия для насильственного захвата Палестины должны были под этим лозунгом пропагандироваться политиками и печатью среди народов Запада. В 1938 г. Вейцман предложил английскому министру колоний Ормсби-Гору разрешить сионистам создать в Палестине сорокатысячную армию. Предполагалось, что «ненужная война» вскоре начнется (в чем все ведущие закулисные политики Запада были явно между собой согласны), и Вейцман в свою очередь делал все от него зависящее, чтобы эту войну приблизить, выдвигая на первый план интересы евреев. После убийства фон Рата и последовавшего за ним еврейского погрома в Германии он заявил в разговоре с Антони Иденом: "Если какому-то правительству разрешают уничтожить целую национальную общину, не совершившую никакого преступления… то это означает начало анархии и разрушение основ культуры. Те державы, которые видят это, не делая ничего, чтобы предотвратить преступление, в один прекрасный день сами подвергнутся суровому наказанию".

В этих частных, но судьбоносных разговорах в министерских приемных преследование Гитлером его многочисленных политических противников даже не упоминалось; судьба одной национальной группы выдвигалась, как достаточное требование для развязывания войны. Дальнейшие события показали, что сионисты сами намеревались «уничтожить целую национальную общину, не совершившую никакого преступления» (палестинских арабов, которые о Гитлере даже еще и не слышали), и оружие, которого они требовали, было впоследствии использовано именно для этой цели. Любопытно, что Вейцман аргументировал в духе христианской веры, согласно которой уничтожение неповинного в преступлениях народа само по себе является преступлением и должно быть «сурово наказано». Однако, согласно левитскому закону, на котором Вейцман основывал свои претензии на Палестину, то же самое являлось главным требованием всех «законов и предписаний» и должно было быть не наказано, а вознаграждено властью и богатством.

В течение всего последнего года перед началом войны тайные носители власти удвоили свои усилия, чтобы завладеть полным контролем над людьми и событиями. Рузвельт был подчинен им полностью, однако его можно было использовать только на более поздней стадии. В Англии уездный помещик и предприниматель Болдуин был заменен на посту премьера бирмингамским дельцом, Невилем Чемберленом, однако в лице этого последнего «непреодолимое давление» за кулисами власти неожиданно встретилось с серьезным препятствием. С именем Чемберлена связана последняя уступка Гитлеру: выдача Чехословакии и ее вынужденная капитуляция. В продолжении нескольких недель в 1938 г. общественность ликовала, веря, что Чемберлен смог с помощью мюнхенского соглашения спасти дело мира: автор этих строк, в те дни в Будапеште и Праге, впервые понял, что в свое время хотел сказать Томас Джефферсон своими словами: «Мне жалко смотреть на толпу моих сограждан, которые, читая газеты, живут и умирают с верой, будто им стало что-то известно о том, что происходит на их глазах».

Как бы то ни было, Чемберлен мог считать себя вынужденным пойти на эту сделку, поскольку, по вине его предшественника Болдуина, Англия была совершенно неподготовлена к войне. Автор считает, что его расчет был ошибочным и что даже в этот поздний час твердость отвратила бы опасность, поскольку германские генералы уже готовы были свергнуть Гитлера; однако, вполне возможно, что Чемберлен был искренне убежден в том, что другого пути не было. Его непростительной ошибкой было изображать Мюнхен, как нечто морально оправданное и подкреплять свои доводы соображениями о «далекой маленькой стране, до которой нам нет никакого дела», и другой, подобной же фразеологией. [29]

В этом последнем вопросе Чемберлен был, по крайней мере, последователен, желая освободить Англию от обязательств, данных Бальфуром и запутывавших ее в дела другой "далекой маленькой страны", где она столкнулась с одними лишь неприятностями. Его политика встретила ожесточенное сопротивление закулисных сил, и, по мнению автора этих строк, настоящие причины его падения были те же, что и при отстранении от власти Асквита в 1916 г.