«Когда в государстве есть достойные ученые, но они не используются на службе, это не вина ученых, а позор для того, кто владеет государством. [Хотя] Кун-цзы был великий совершенный мудрец, никто из удельных правителей не сумел использовать его на службе; некогда он находился [лишь] на незначительном посту; после того как он помогал в качестве канцлера [государю] Лу в течение трех месяцев[1812]
, [наступила пора], когда он не приказывал, а [люди] выполняли [положенное], он не запрещал, а [преступления] были остановлены; ливень [его влияния] был подобен благовременному дождю, оросившему тьму существ, [которые] «все без исключения пышно расцвели»[1813]. Что же говорить о том, кто занимает пост при дворе Поднебесной, распространяет слова, идущие от внутренней духовной силы совершенномудрого правителя, и благодеяния [его] наставлений? Ныне министры занимают почетные посты, держат в руках самое важное [для устроения] Поднебесной в течение вот уже более десяти лет, но [воздействие] подвигов и внутренней духовной силы [государя] не распространилось на Поднебесную, а [министры] заставляют сто кланов тяжко трудиться. Сто кланов живут в бедности и убожестве, находятся в крайней нужде, а частные дома [высокопоставленных лиц] накопили по десять тысяч слитков золота. Вот чего стыдился благородный муж и что язвительно критикует [стихотворение] «Рубят красные деревьяСановник посмотрел на знатока писаний и с обеспокоенным видом не произнес ни слова.
Писец канцлера сказал:
«Так вот, обсуждая дела правления государства и [царствующего] дома и рассуждая об удачах и неудачах тех, кто держит в руках правление, почему бы, не торопясь, не объяснить другим принципы, [соответствующие] истинному пути, зачем доходить до такой настоятельной и суровой взаимной критики? Сановник, который резко возражает против упразднения [казенных учреждений, ведающих] солью и железом, делает это не из личной корысти, а потому, что озабочен средствами для расходов государства и [правящего] дома, тратами [на оборону] района границы. Учителя, [высказываясь] учтиво и откровенно[1817]
, спорят по поводу [казенных учреждений, ведающих] солью и железом, тоже не ради себя, а потому, что хотят вернуть что-то [в то состояние, в котором оно было] в древности, и помочь осуществить человеколюбие и справедливость. Каждая из двух [сторон] основывается на чем-то своем; но в [разные] времена настоятельно необходимо разное, а кроме того, как можно упорно полагаться на древние методы и осуждать современные способы? К тому же, [если на постах] «не люди», [как сказано в] «Малых одах», непременно есть основания заменить их. Если бы учителя были способны успокоить и сплотить [народ] внутри государства, привлечь и побудить прийти [жителей] отдаленных краев, сделать так, чтобы в районе границ не было такого бедствия, как грабители — презренные варвары, то ради учителей были бы упразднены [даже] все налоги с доходов от земли; что же говорить о [казенных учреждениях, ведающих] солью и железом и уравниванием перевозок [налоговых поступлений]? Вот за что высоко ценят методы конфуцианских ученых: их высоко ценят за то, что [ученые] держатся [принципа] смирения и проявляют уступчивость, обходятся со всеми людьми подобающим образом[1818]. Ныне те, кто спорят и прекословят с видом [людей], ведущих прямые речи, не употребляют [изящных] выражений Чи и Сы, а предстают перед взором, [произнося] «вульгарные и ошибочные»[1819] [рассуждения; о таком я и] не слыхал. Если слова сановника хватают через край, то и [слова] учителей тоже таковы; не следует ли учителям принести извинения сановнику?».Достойный и хороший человек и знаток писаний оба [почтительно] встали с циновок и сказали: