Спор о соли и железе (Янь те лунь)

Тем не менее нет оснований считать, что легизм Сан Хун-яна был чистым, как не было им в действительности и конфуцинство Дун Чжун-шу, «знатока писаний» и «достойного и хорошего человека». Напротив, в условиях официального поощрения конфуцианства естественно ожидать, что неконфуцианцы постараются использовать в споре с конфуцианцами аргументы из конфуцианского репертуара. Именно широкая образованность Сан Хун-яна, его искусство спорщика и в то же время его неконфуцианская позиция отразились в оценке, данной ему конфуцианцем Хуань Куанем: «Хотя [его подведение и] не [соответствовало] правому пути, однако великие конфуцианские ученые и «старые знатоки не в состоянии были избавиться [от его нападок]»; его можно назвать сведущим ученым, который имеет обширные знания о вещах». Содержащаяся здесь цитата имплицитно указывает на связь Сан Хун-яна с неконфуцианской и даже антиконфуцианской (даосской) традицией: по словам Сыма Цяня, когда даос Чжуан-цзы [30] нападал на конфуцианцев и моистов, то «даже старые знатоки того века не в состоянии были избавиться [от его нападок]»[128].

Таким образом, если Ван считает, что спор сторонников «путей» «истинного царя» и «гегемона» шел при Хань внутри конфуцианской школы между «чистыми конфуцианцами» и «конфуцианцами-эклектиками», мы полагаем, что этот спор происходил между конфуцианцами-эклектиками (в частности последователями Дун Чжун-шу) и легистами-эклектиками (в частности Сан Хун-яном и его подчиненным — «императорским секретарем»). Что до «писца канцлера», мы рассматриваем его взгляды как эклектическую смесь легизма и даосизма с конфуцианством. Оценка «канцлера» Тянь Цянь-цю как даоса кажется нам не слишком доказательной, поскольку он почти ничего не говорит в трактате; едва ли не единственное длинное высказывание, которое ему приписывает Ван (но есть и мнение, что оно принадлежит «писцу канцлера»)[129], скорее обнаруживает связи с легистско-даосской концепцией неосуществимости древних порядков в нынешний век и важности современности.

Если нас с Ван Ли-ци объединяет стремление пользоваться традиционными ханьскими терминами для характеристики взглядов спорящих сторон в «Янь те лунь», то была сделана попытка отказаться от этих терминов в пользу европейских и описать, пользуясь этими последними, не только «Янь те лунь», но и двухсотлетнюю историю Западной Хань. В 1974 г. М. Лёве (Лауи) высказал взгляд, что трактат отражает борьбу не между двумя школами, а между двумя «позициями»: «модернистов», задававших тон при дворе во II в. до н. э., и «реформистов», возобладавших там примерно с 70 г. до н. э.; дискуссия 81 г. до н. э. приходится на переходный период между господством первых и вторых. Обе позиции различаются отношением к «древности» и «современности» и образцам Чжоу и Цинь, вопросам государственного культа и небесным знамениям, методам, стилю и задачам управления, роли в нем императора и бюрократии, внутренней и внешней политике и некоторым древним конфуцианским текстам[130].

Особенность подхода М. Лёве в том, что «Янь те лунь» вписывается в чисто ханьский историко-идеологический контекст, а исследователь тем самым избавляется от необходимости пользоваться ярлыками «школ», существовавших с V-IV вв. до н. э., объяснять, почему чиновники центрального аппарата, если они «легисты», так часто цитируют конфуцианские тексты и т. п. Уязвимость этого подхода непосредственно вырастает из этой особенности: он а) предрасполагает к чисто эмпирическому описанию (правда, в контексте случаев конфликта со 104 г. до н. э. по 9 г. н. э.) идейных позиций участников дискуссии 81 г. до н. э. (которые при этом М. Лёве подчас излагает чересчур рационалистически) и б) не учитывает то обстоятельство, что кандидаты на должности именуются в «Янь те лунь» конфуцианцами, а это по меньшей мере свидетельствует о неполноценности замены в данном случае термином «реформист» термина «конфуцианец», который помогает правильно структурировать идеологический материал.