Кстати, из этого самого выступления на Славяно-варяжском семинаре потом вырос доклад на студенческой археологической конференции в Вильнюсе. Но это было уже на втором курсе. А тогда, сразу после доклада, Глеб (для меня он, впрочем, много лет был Глебом Сергеевичем; «на ты» мы перешли только в конце 80-х) предложил отложить материалы Воронина, а в качестве темы курсовой работы посоветовал взять керамику Пскова — тот массовый материал, на который я опирался в докладе, пытаясь обосновать нижнюю дату городища Воронин. Так я и поступил. Из-за болезни Глеба кафедральным руководителем курсовой был назначен Василий Булкин, а оппонентом выступил сам Артамонов, с которым мы на защите курсовой даже спорили.
Активно я включился в работу семинара только в 1971/72 учебном году. К этому времени «младшая дружина» окончила университет, однако большинство участников семинара составляли студенты четвертого и пятого курсов. Хорошо помню по субботним встречам в 75-й аудитории Саню Семенова, Наташу Хвощинскую, Зою Прусакову и Нину Стеценко, а из ровесников — Юру Лесмана и Наташу Ефимову. Глеб из-за болезни появлялся на заседаниях семинара нечасто, и субботние встречи проводил по преимуществу Булкин. Два или три заседания были заняты его собственными докладами о Гнездовских курганах, представлявшими собой, насколько я помню, разделы диссертации. Во всяком случае, иллюстрациями к докладам были фотографии из диссертационного альбома, которые автор по ходу выступления «пускал по рукам».
Но доклады Булкина были, пожалуй, единственными, в которых собственно варяжская проблематика оказалась поставленной «во главу угла». Подавляющее же большинство проблем, обсуждавшихся на заседаниях семинара, к тематике собственно варяжской отношения не имело. Зато активно обсуждались древнерусские памятники (курганы, жальники, поселения, города) и средневековые древности Юга России.
В конце 1971 г. произошло событие, существенно повлиявшее на мои научные интересы. В том году во время раскопок на городище Савкина Горка (проводил эти работы мой отец, а я с большим удовольствием махал на раскопе лопатой и рисовал по вечерам керамику) были найдены несколько фрагментов гончарной керамики с отчетливым ребром на тулове. Происходили находки из слоя XII — начала XIII вв. Вернувшись в Питер и тотально просмотрев в фондах Эрмитажа керамические коллекции из раскопок Грозди-лова в Пскове, я нашел еще несколько фрагментов подобных сосудов. Бико-нические горшки мне в публикациях материалов древнерусских поселений не встречались, так что на одном из заседаний семинара я нарисовал по памяти фрагмент и послал записку Глебу с вопросом — что он об этом думает. На той же записке получил ответ: «Не верьте Вилинбахову».
Первая мысль — а кто такой Вилинбахов. С его работами я тогда еще не был знаком. Пошел в библиотеку, нашел по каталогу несколько статей в разных изданиях, залпом проглотил их и понял — вот оно, то самое объяснение западнославянским элементам в круговой керамике Пскова и Новгорода. А может быть, варяги и вправду не скандинавы, а балтийские славяне? Узнал домашний телефон Вадима Борисовича, позвонил, представился — студент второго курса кафедры археологии. Попросил о консультации. Приехал к нему домой. За чашкой кофе вместе с ним (и, кажется, с его сыном Юрой) долго говорили о балтийских славянах. Уехал от Вилинбаховых с пачкой оттисков, подаренных Вадимом Борисовичем, и с полгода после этого методично читал те работы, на которые Вилинбахов ссылался. Позднее познакомил с Вилинбаховым Юру Лесмана (с которым благодаря семинару у нас установилась близкая дружба, сохраняющаяся до настоящего времени), и мы неоднократно обсуждали самые разные проблемы начальной истории славян и Руси уже втроем.
С Вилинбаховым я позднее и встречался, и перезванивался регулярно, учился у него педантизму в работе с литературой, критичности в оценке историографии. Такое общение сохранялось и после того, как я окончил университет и поступил в аспирантуру в Москве. И хотя Вилинбахов так и не сумел убедить меня в том, что варяги — это балтийские славяне, я остаюсь благодарен ему и за долгие беседы о начальной истории Руси, и за то, что именно он открыл мне мир балтийских славян эпохи Генриха Птицелова и первой волны немецкой экспансии в земли ободритов.
Но я отвлекся. Вернусь к Славяно-варяжскому семинару образца 1971/72 г. В том году Глеб ввел обязательное правило — обсуждать на заседаниях семинара курсовые и дипломные работы, а также доклады, которые предполагалось представлять на региональные (РАСК) и всесоюзные (ВАСК) археологические студенческие конференции. Хорошо помню, как зимой 1971/72 г. на семинаре обсуждались доклады Шуры Айбабина о Перещепин-ском кладе (выжимка из дипломной работы), Сани Семенова о погребении вождя в Соколовском 11-м кургане и Зои Прусаковой о жальниках, подготовленные для IV РАСК, намеченной на весну 1972 г. в Вильнюсе.