Спор о варягах

В самом большом и лучше всего изданном из всех трех могильников Ти-меревском, по строгим подсчетам автора публикации, 38% погребений оказалось финскими [принадлежащими финно-угорским народностям Поволжья], 15% — славянскими и 4% скандинавскими. И. П. Шаскольский приводит эти цифры, особо отмечая: «Лишь 4%!» (стр. 157, прим. 249). Но ведь 43% погребений Тимеревского могильника остались без определения. А если пересчитать проценты по отношению к количеству определенных погребений, то цифры получатся соответственно 67, 26 и 7.

Но и это еще не отражает реального содержания варяжского элемента в этническом составе населения окрестностей Ярославля во время деятельности здесь варягов, так как при таком подсчете смешаны в кучу погребения всех веков — включая то время, когда варягов здесь уже вовсе не было. Если же пересчитать процентные отношения по векам (таблицы, приложенные к публикации, позволяют это сделать очень легко), то получим, что для X в. на 75% финнов и 12% славян приходится 13% скандинавов (14 погребений из 107). Значит, в то время каждый восьмой житель окрестностей Ярославля оказывался варягом, а славян было меньше, чем варягов. (Уже в конце X — начале XI вв. на 72,5% финнов и 24% славян приходится только 3,5% скандинавов, а позже начала XI в. варягов в могильнике нет.)

Вот какие неожиданности нас еще ждут! А бывают и сюрпризы противоположного характера. Мечи вначале считались сплошь норманнскими, потом их признали франкскими [т. е. они попадали к норманнам из Центральной Европы], и действительно, на них большей частью оказываются подписи рейнских мастеров. Но вот А. Н. Кирпичников [(1965)] на одном мече обнаружил чисто славянскую подпись мастера! Значит, было, оказывается и местное производство мечей, хотя и меньшее по объему продукции.

Значит, опять заранее утверждать возможность только одного решения крайне опасно.

Конечно, исследователь может держаться той или иной скороспелой гипотезы и с азартом ждать, как она оправдается при настоящей проверке материалами. И тогда подтвердят его факты или опровергнут — его личное торжество или посрамление. Но определять свою позицию как единственно марксистскую, а противоположную — как норманистскую, антимарксистскую, т. е. связывать с этим риском победу или поражение советской науки, ее методологии, — мне представляется непозволительной авантюрой.

А между тем наши ученые не раз оказывались не в силах устоять перед искушением монополизировать за своей гипотезой исключительное право представлять марксизм. И давали подчас возможность нашим противникам злорадствовать. И все же это снова повторяется...

Каждое утверждение ученого, а тем более целой научной школы, — это вексель, по которому рано или поздно придется платить, и тот, кто не сумеет этого сделать в момент учета векселей, становится банкротом.

Банкротом оказался профессор Д. А. Авдусин.

Банкротами оказались Д. Б. Вилинбахов вкупе с В. В. Похлебкиным.

Но так как первый объявлял свои позиции единственно марксистскими (и тогда это не отрицалось в печати никем из советских ученых), а вторых обстоятельства их выступления поставили в такую позицию (полемика в иностранном журнале — Вилинбахов 1962), то в глазах мировой научной общественности это могло быть равносильно банкротству советской исторической науки в данном вопросе. И теперь предстоит здорово поработать, чтобы рассеять это впечатление. Зачем же снова выдавать векселя, которые еще не имеют за собой надежного материального обеспечения?

У экономистов вексель подобного рода называется «бронзовым».

Смелая гипотеза, высказанная без претензий, — это гипотеза.

Смелая гипотеза, объявленная единственной представительницей советской науки в данном вопросе, — это «бронзовый вексель».

Книга И. П. Шаскольского в известном смысле — тоже «бронзовый» вексель. Прарда, это вексель на меньшую сумму, чем векселя его предшественников. Он имеет за собой частичное обеспечение, а в значительной части он выдан другими исследователями и лишь акцептирован (снабжен передаточной подписью) И. П. Шаскольским (но это, как известно, не освобождает от ответственности).

И. П. Шаскольский признает, что «даже с позиций буржуазной филологической науки вопрос о названиях днепровских порогов все еще требует значительно более основательного изучения» (стр. 181). «Даже...» означает, очевидно, что уж с марксистских позиций тем более не может считаться решенным. Но одно из альтернативных решений уже заранее осуждено как «преувеличение», а те, кому оно представляется более перспективным, уже заранее объявлены норманистами.