Спор о варягах

Чрезвычайно интересна реакция современных антинорманистов на нашу коллективную работу 1970 г. и на все, что за ней последовало в археологии. Современный антинорманизм отличается тем, что антинорманисты ударились в крайность — вернулись на позиции Ломоносова: отвергают скандинавское происхождение варягов, отвергают тот факт, что это норманны. Пусть норманны тогда нападали на всю Европу, захватывали земли в Англии и Франции, нападали на итальянские и испанские города, доходили до Византии. Россия (точнее, территория будущей России) должна была оставаться для них недоступной. Здесь их не было, не могло быть, не должно было быть! Варяги — это кто угодно, но не норманны!

Наша коллективная работа наглядно опровергает эту блаженную «ультрапатриотическую» убежденность. Вот они, скандинавы, лежат в своих могилах со своим оружием, вот подсчеты их процентного количества в разных районах. По-видимому, именно современный вклад археологии, выбивший последние опоры из-под антинорманистских построений на средних ступеньках лестницы, привел антинорманистов к необходимости вернуться к оставленным исходным рубежам.

Поэтому в статье «Кривые зеркала норманизма» современный лидер ан-тинорманизма В. В. Фомин прежде всего отвергает значение археологии для решения норманнского вопроса вообще.

«В 1960-х гг., — пишет он, — А. В. Арциховский серьезно заблуждался, полагая, что "варяжский вопрос чем дальше, тем больше становится

предметом ведения археологии... Через несколько десятков лет мы будем иметь решения ряда связанных с варяжским вопросом загадок, которые

сейчас представляются неразрешимыми"____40 лет уже минуло после столь

оптимистического прогноза ученого, предрекавшего решение археологами "ряда связанных с варяжским вопросом загадок". Но этого не произошло» (Фомин 2003:115).

И Фомин ссылается на мнение Авдусина, констатировавшего в 1988 г. «топтание на месте и даже возврат на старые позиции».

Причину этих печальных обстоятельств давно установил (по мнению Фомина, правильно) А. Г. Кузьмин, констатировавший: археология стала «главным прибежищем норманизма» («Откуда...» 1986, 2: 27; Фомин 2003:115-116). Так вот в чем дело! Археология-то дала решения, но они оказались не теми, которые нужны! и антинорманистам остались «топтание на месте и даже возврат на старые позиции».

Поэтому Фомин тщится доказать, что археология вообще не имеет средств для этнического определения древностей, а следовательно, все подсчеты Клейна и его соавторов нужно отвергнуть.

«Но, как уверяют археологи Л. С. Клейн, Г. С. Лебедев, В. А. Назаренко, определение скандинавского происхождения многих категорий вещей "не представляет собой трудности», что полностью изобличает их тенденциозность" (Фомин 2003:115). Фомин понимает, что, не будучи археологом, «полностью изобличить» нас он не может, поэтому ссылается на археологов Авдусина и Дубова, которые пишут, что такое этническое определение — задача трудная. Напрасно В. В. Фомин не обратился к моим работам (например, Клейн 1969, 1970 или К^’п 1974) — он нашел бы гораздо более развернутые и радикальные изложения того же тезиса. Вопрос только в том, что для разных эпох и обстоятельств эта проблема решается по-разному. В некоторых эту задачу решить не просто трудно, а невозможно. В других — возможно, в третьих — нетрудно.

В качестве соир бе дгасе Фомин ссылается на моего бывшего студента Рафа Минасяна.

«Археолог Р. С. Минасян констатирует, что этническая атрибуция археологических находок в Северо-Западной Руси не всегда убедительно обоснована. Отсутствие "надежных этнических индикаторов, — прямо пишет он, — позволяет манипулировать археологическими памятниками в зависимости от концепции того или другого исследователя"» (Фомин 2003:115; 2005:163).

Р. С. Минасян, сотрудник Эрмитажа, специализировался на изучении сель-скохозяйственой техники Северо-Западной Руси. В этой сфере материальной культуры действительно очень трудно уловить этнические различия. Совсем иное дело, когда речь заходит о специфических украшениях, например височных кольцах женского убора, по которым еще А. А. Спицын выявлял не только славянскую принадлежность, но и принадлежость к конкретным племенам — полянам, древлянам, вятичам, кривичам. Арциховский детально изучал именно вятичей, Рыбаков — радимичей. Скандинавские женщины носили очень специфические черепаховидные фибулы с плетеночным орнаментом, и эти фибулы славянки не только не носили, но и носить не могли: как и указывал Арне, им нечего было скреплять в славянской одежде. Одежда норманнских женщин была типа плаща, скрепляемого на плече, славянки же надевали рубаху с поясом, поверх рубахи поясную поневу; а верхней одеждой служила халатообразная свита. Норманские воины носили на шейной гривне амулеты в виде молоточков Тора (Тор — это был их бог грома, его атрибут — боевой топор). У славян богом Грома был Перун, и ему приписывались лук и стрелы. И так далее.