Спор об унтере Грише

Беглец? Их было множество, но за ними надо было охотиться. А если об их существовании доложат официально, о чем уж позаботится этот проклятый писарь Лангерман, то нерадивым или недосмотревшим унтер-офицерам может влететь. Правда, от неприятностей часто можно отделаться спасительной ссылкой на то, что данный случай неподведомствен данному военному чину. Все, что выходит за пределы тесно очерченного круга дел жандарма А. или за пределы служебных обязанностей местного коменданта Б., тем самым вообще выпадает из системы мироздания.

Но, несмотря на убедительно звучавшие концовки докладов: «Во вверенном районе никаких происшествий не случилось», — или: «В данном пункте ничего не обнаружено», — по ночам, мимоходом, под видом повседневных, будто бы важных дел один полицейский чин стал по телефону делать предостережения другому, так, просто в виде доброго дружеского совета, что надо-де опять со всей суровостью взять под наблюдение дороги.

Как же иначе — ведь рука руку моет! Существуют обязанности, диктуемые чувством товарищества, и выговор, от которого сегодня удалось избавить соседа, камрада Улицкого, может быть, завтра, когда этот выговор вот-вот грозит обрушиться на тебя, будет удачно отведен тем же камрадом Улицким.

К тому же некоторые приказы и весь повседневный уклад службы требуют неукоснительного выполнения. Ясно? Ни один цыган — черт возьми! — не смеет шляться по ночам — иначе закон, который он нарушает, полюбопытствует насчет размеров его шеи!

Книга вторая ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО ФОН ЛИХОВ

Глава первая. Мервинск

Над равниной, мягко подымающейся вверх, плоскогорье в семьдесят — восемьдесят метров кажется уже приметной возвышенностью. На удобной западной стороне плоскогорья город раскинул свою широкую квадратную площадь, предназначенную для базаров и парадов и окруженную каменными домами в стиле восемнадцатого столетия. Среди площади высится вычурный и безвкусный русский собор, сооруженный всего лет тридцать назад, вокруг беспорядочно громоздятся кварталы низких деревянных домишек, дворы, церкви, лавки, молельни, притоны, с их радостями, горестями, верой, — а дальше по обе стороны возвышенности вытянулись загородные домики. Ибо местные жители не любят оставаться в городе, когда ранним летним утром жаворонки носятся над полями, заливаясь вовсю, а утренний зов кукушки доносится до человеческого жилья.

Загородные деревянные домики в этих краях называют дачами. В них поселяются русские и евреи, удовлетворяясь примитивной мебелью, лишь бы был садик с березками да неизменный блестящий медный самовар в углу занавешенной от зноя комнаты. Это происходит летом. Весной же, когда по ночам еще бывают заморозки, люди, которые придерживаются своего календаря, словно ласточки точного срока перелетов, большей частью еще живут в городе. Поэтому весной сонные дачи с забитыми ставнями и запертыми дверями стоят за низкими, серовато-зелеными обомшелыми палисадниками, настолько ветхими, что они едва ли выдержали бы натиск пятилетнего ребенка. Но если, например, в городе свирепствуют заразные болезни, или заражена питьевая вода, или продукты питания внушают опасения, то обеспокоенные родители посылают своих детей на дачу ранее обычного срока.

В прозрачно-голубом, словно алмаз, воздухе последних апрельских дней, как бы предвосхищающих наступление мая, слышен терзающий ухо скрип немазанных колес крестьянской телеги.

Дорога, достроенная лишь наполовину, обрывается наверху, на гребне холма, посреди дачного поселка. Пролегающее внизу казенное шоссе, по которому медленно поскрипывает крестьянская телега, должно было по первоначальному плану пересечь дачный поселок. Но в последнюю минуту уездное управление сообразило, что обходный путь и крутой подъем шоссе выгодны не правительству и государству, а лишь инженеру-строителю и дачевладельцам, цены на земельные участки которых повысятся. Таким образом, дорога внизу разветвляется впустую, она заходит в тупик и кончается у дома купца Зюскинда, который уже теперь отправил на дачу свою дочь Дебору и ее двоюродного брата Александра. Ибо военный судья доктор Познанский, которого вселили в этот дом, предупредил старика с обычными для него шутками и прибаутками об эпидемии дизентерии, сделавшей город Мервинск местом, пригодным для жительства разве только в случае крайней нужды. Кроме того, у учащихся еще каникулы, да и вообще неизвестно, возобновятся ли занятия.

Дебора Зюскинд — на еврейский лад Двойра — сидит на скамейке у круглого стола под чудесным светло-зеленым опахалом сильно накренившейся березы. На ней белое полотняное платье, вышитое красным и черным на поясе, у шейного выреза и на рукавах. Заплетая косы, она спорит с Сашей, который считает ее самой красивой и умной из еврейских девушек всей оккупированной области.