Спор об унтере Грише

— Вам надо повернуть обратно, вахмистр. Казенное шоссе проходит там, где дорога разветвляется и отходит влево. Кто едет напрямик, тот попадает на ложный путь. Так уж обстоит дело в наших краях!

Унтер-офицер, человек веселого нрава, громко смеется.

— Да, так обстоит дело в этих краях! А пылища-то, пылища!

Затем, отцепив походную флягу, он предлагает Саше глоток кофе. Конечно, кофе не натуральный, но опасаться за здоровье не приходится.

Саша благодарит, вежливо улыбаясь. Кофе еще пригодится самому вахмистру, а ему сейчас принесут чай. И в самом деле, на ступеньках лестницы, ведущей от небольшой деревянной веранды в сад, появляется Двойра.

— Ого, пожалуй, я тут лишний, — весело подмигивает унтер-офицер, вытирает усы и собирается отъехать от дерева. — Если бы эти господа, там, у телефонов, не гоняли, как собак, нашего брата, пожалуй, я напросился бы к вам в гости, — говорит он, кланяясь, отталкивается от дерева и катит на велосипеде обратно той же дорогой.

Двойра из-за деревьев подозрительно смотрит ему вслед. Появление полиции по нынешним временам не особенно приятно, даже если ты только скромная учительница, добросовестно выполняющая свой обязанности.

В это мгновение Саша решает, что не следует скрывать от Двойры прихода чужого человека.

Воздух в самом деле слишком душен для этого времени года. Солнце припекает до одури. И вовсе не неожиданны грохочущие раскаты первой летней грозы, идущей издалека, оттуда, где прежде слабое громыхание орудий как бы обозначало стену, за которой кончается мир.

Вихри пыли с крутящимися в ней соломинками носятся по улице, словно язвительно ухмыляющийся призрак велосипедиста или живое воспоминание о нем.

— Будет свежая питьевая вода, — указывает Двойра на небо, открывая блестящие, красивые крупные зубы.

Саша решает сообщить ей после завтрака, что в соседнем доме поселился таинственный жилец. Может быть, более благоразумно не знать ничего об этом и вернуться в спрятавшийся за елями и березами город, который весь в грозовых облаках невидимо стонет под своими крышами и куполами.

Глава вторая. Новый приказ

Комната, оклеенная зеленовато-голубыми обоями, с полукруглой нишей, в которой стоит стол его превосходительства, обставлена, сообразно прихотливому вкусу фабриканта Тамжинского, каким-то варшавским декоратором. Его превосходительство всякий раз сердился, разглядывая бронзовые инкрустации на красном дереве и голубые бархатные портьеры.

— Накроить бы из этого детских платьиц, на кой черт он здесь, этот бархат? — весело хрипел он, когда кто-нибудь из посетителей обращал внимание на пышную обстановку комнаты.

Но, не придавая решающего значения внешней стороне жизни и будучи вполне доволен прекрасной, выложенной изразцами ванной комнатой, генерал оставил в квартире все по-старому. Со стен бывшего салона на новых обитателей смотрели портреты худощавого Костюшко, национального героя, красавицы графини Потоцкой и мадам Шимановской, той самой, игра которой на рояле услаждала когда-то слух веймарского министра фон Гёте.

Ранним утром его превосходительство генерал фон Лихов, седоволосый, со светлыми голубыми, в морщинках, глазами на загорелом лице и с юношески быстрыми, словно у птицы, движениями, внимательно слушал доклад своего адъютанта.

На стене, прикрепленная большими кнопками к штофным обоям, висела карта восточного фронта, от Балтийского до Черного моря. Местность, занятая дивизией фон Лихова, была обведена синим карандашом. Собственно, картографический материал о расположении и группировке полков лежал на дощатом столе в верхнем этаже. Этот стол, почти в пять метров длиной, изготовленный из гладко выструганных сосновых досок в столярной мастерской местной комендатуры, совершенно обезобразил парадную спальню мадам Тамжинской, вероятно, уехавшей в Санкт-Петербург.

Его превосходительству фон Лихову казалось, что день начался отвратительно. В руке он мял печатный листок, который обер-лейтенант Винфрид только что дал ему для ознакомления, — это был приказ начальника полевых железных дорог, он содержал, кроме прочих неприятных распоряжений, совершенно опрокидывавших порядок отпусков в дивизии, также общее запрещение: господам офицерам впредь возбранялось перевозить в районе управления военных железных дорог по пять, шесть и более роялей в качестве пассажирского багажа. Железнодорожным служащим было предписано отказывать в таких случаях в перевозке, а о господах отправителях докладывать по начальству и т. д.

Рояли багажом! Фон Лихов холодным, как металл, взглядом смотрел на Винфрида. Конечно, его превосходительство абсолютно не допускал, что такого рода случаи могут иметь место и среди офицеров его дивизии (у обер-лейтенанта Винфрида была, впрочем, особая точка зрения на этот счет). Но что там, позади, в тылу, были люди, германские офицеры, дававшие повод к такого рода приказам, — от одной этой мысли старику кровь бросилась в голову.