Спорим (не) влюблюсь

Ник встречает нас возле конца лестницы. Спокойный, полный сил. Ни капли тахикардии, которая сейчас душит меня. Отхожу в сторону, сжимая ледяные поручни.

— Мог, ради приличия, притвориться.

Рома ещё что-то говорит брату, но я не слушаю. Просто вспоминаю, как вообще люди дышат. И любуюсь видом. Стальная сетка портит впечатление, но от мер безопасности никуда не деться.

Наверное, до этого было лучше. Любоваться Парижем не через клеточку, а в полной мере. Замечать мелкие детали, как народ снуёт по улочкам. Сейчас немного складывается впечатление, что я за решёткой.

Нет, можно подвинуть камеру телефона ближе, чтобы снять город без помех. Но смотреть в живую я, ведь, хочу тоже без сетки.

— Разочарована, морковка? — парень останавливается за мной, укладывая ладони сверху моих. Так, чтобы зажать в капкан своим телом, и мне не было куда деваться. — Потом съездим в ТЦ, там открытая площадка.

— Ты можешь быть хоть немного менее самодовольным?

— А ты можешь хоть иногда прислушиваться к моему авторитетному мнению?

— Авторитет, — смеюсь, позволяя себя невиданное. Откидываюсь на парня, упираясь спиной в его грудную клетку. — Мы никуда не поедем, пока я не увижу тут каждый уголок.

— Даже не сомневался.

Мы так и стоим, не двигаясь. Рома только перехватывает мои ладони, согревая. И подвигается чуть ближе, наклоняясь, и задевает лицом мою шею. Которая покрывается гусиной кожей от непонятных ощущений.

— Ром…

— Что?

— Ничего.

Абсолютное ничего. Вакуум в голове, такой приятный и лёгкий.

— Пошли, тут можно подняться чуть выше.

Рома тянет меня за собой, а я доверяюсь ему. Он ведь знает башню намного лучше меня, поэтому можно и не спорить. В исключительном случае, только сейчас.

Не знаю, сколько мы простояли у перил, но меня начало потряхивать от холода. Ветер, хоть и майский, но деляной. И сильный, треплющий волосы, даже косички не спасали.

Было бы странно ожидать другого, находясь на высоте почти триста метров. Ещё был третий этаж, но на него было страшно подниматься. Там, наверное, уже температура в минус ушла.

Ну, образно говоря. Если уж на втором этаже было зябко, то выше должно быть ещё хуже.

Следую за парнем, который уводит меня подальше от края башни. Вокруг носятся дети, едва не сбивая с ног. Когда я была маленькая — всегда сторонилась старших. Особенно в школе, была же какая-то иерархия. Одиннадцатиклассники казались вообще чем-то святым и ужасным, с кем не стоит связываться.

Когда я была одиннадцатиклассницей, я опасалась пятиклашек. Дикие люди, без стоп-крана в голове.

— Вот тут будет лучше.

И ладно, не согласиться с Ромой нельзя. Сетка вдали все ещё перекрывает обзор, но не так страшно. И ветра нет, и даже туристов. Закоулок, в котором мы вдвоём с Исаевым, тихий и спокойный.

— Ну что, морковка, теперь будешь меня слушаться?

— Ещё чего. Ты слишком высокого о себе мнения.

— Но это не значит, что я не прав. Подняться на лифте было бы намного быстрее и проще. И сейчас нашел лучше место. Пока сплошные плюсы, разве нет?

— Нет.

Да, но не собираюсь признаваться в этом парню. У меня хватает проигрышей перед ним. Включая те жаркие поцелуи на кровати и постыдное желание, чтобы сейчас они повторились.

— У тебя в генах заложено спорить, Маргош? Можешь хоть раз со мной согласиться?

— Не могу. Видишь, это действительно заложено во мне. Так и прописано в моем генетическом коде — не соглашаться с Исаевым.

— Язва.

Не знаю, что видит на моем лице Рома, но когда я оборачиваюсь к нему — парень начинает улыбаться. Словно заметил что-то, что я ещё не поняла. А я и не хочу понимать!

Вот этого всего мне не надо, спасибо.

Я не самоубийца, чтобы влюбляться в Исаева. Ну, точно не младшего, с именем Рома. Который слишком близко, чего раньше я не замечала.

— Дистанция, слышал о таком?

— Нет, — просто жмёт плачами, даже не стараясь оправдаться. — Расскажешь?

— Легко, дистанция это расстояние…

«Между» и «людьми» тонут в поцелуи. Исаев, конечно же, не дослушивает. А пользуется тем, что мой рот открыт, и я не могу его ударить.

Могу, на самом деле. Но ладони сами по себе укладываются его плечи, едва сжимая. Удерживают от падения, когда ноги подкашивают. Они превращаются в вату от того, как касается парень.

Рома обхватывает ладонями лицо, притягивая к себе. Надавливает, усиливая поцелуй. Чтобы всё внутри переворачивалось, раз за разом, с жалким интервалом в секунду.

У него горячие руки, слишком. И плавят меня подобно тому, как пламя расправляется с несчастным воском. Опускаются на шею, обнимают за талию. Касаются, постоянно и везде.

А я ничуть не лучше. Так же спускаюсь по рукам, ныряю за ткань расстёгнутой худи.

И целую, целую, целую. Пока не заканчиваются последние капли кислорода в крови, пока не начинают раздаваться тёмные вспышки перед глазами.

Мне так хорошо, как не должно быть с Исаевым.

Жарко, тепло, хорошо.

И это дурацкое желание, чтобы поцелуи не заканчивались. Ни длинные, которые словно к самой душе пробираются. Ни короткие, рваные, когда парень на мгновение отрывается от меня.

— Ты почти заставила меня полюбить Эйфлеву башню, морковка.

Рома, Эйфелева башня