Шиплю. Ныряю с головой под подушку и до боли закусываю нижнюю губу, чтобы не застонать от волны горячего кипятка, что ошпарила меня с головы до ног от его сообщения.
Ну вот что он творит?
И мне бы пресечь все эти вольности, а потом бы вообще пожелать Ярославу доброй ночи, но я не могу. Я тоже хочу быть с ним. Пусть и так, когда нас соединяет только невидимая нить радиоволны, которая пульсирует под нашими пальцами и отдаётся прямиком в самое сердце.
Бам! Бам! Бам!
Приём, приём, как слышно? На связи любовь…
Добрую половину ночи я не сплю, взахлёб переписываясь с Басовым и пересказывая ему события минувшего вечера. Историю о том, как обманула мать и бабушку. Правда, немного её ретуширую, скрывая помешательство родных на вере. Лишь упоминаю, что задавила их своей исключительной сердобольностью. И ещё не забываю предупредить, что мокрая я оказалась по вине Аммо.
Жгу. Да. Но говорить, что мне ужасно стыдно за свои слова не собираюсь. Смысл? Стыд — это теперь моё личное. Перед этим же парнем мне хочется быть другой Вероникой — не забитой, помешанной на одобрении матери простушке, а смелой оторвой, которой по плечу открыть рот и наврать с три короба про больных детей и даже чёрте лысом, если понадобится.
Да, я потом буду корить себя за содеянное и гореть в огне сожаления, что пришлось затронуть такую щекотливую тему и приплести к своим, по сути, незначительным сложностям тех, кому по-настоящему приходится несладко в этом несправедливом, не ведающим жалости мире. Но что ещё я могла?
Сказать правду, к примеру?
Да уж, и как бы она спасла меня? Горькая, жестокая и неудобная — это вещь не умеет быть полезной и скрашивать серые будни, только окунает в дерьмо ещё глубже, пока ты не начинаешь орать и задыхаться, захлёбываясь в вонючей трясине благих намерений.
И судить меня не надо. Я сделаю это сама. Потом. В тишине своей спальни, когда никто не будет видеть моих горящих щёк и искусанных до крови губ.
В груди от его слов случается армагеддон. Маленькая смерть. Микроинсульт, который я с ликованием приветствую, потому что никто и никогда за всю мою жизнь не давал мне большего, чем этот парень за несколько часов, что мы были связанными воедино.
Он подарил мне веру в то, что я всё-таки кому-то нужна в этом мире. Дорога.
И любима…
И уже через час я, с горем пополам, сладила с новыми программками виртуальной коммуникации, а потом, словно шальная осенняя муха, вибрировала, выставленная на всеобщее обозрение, и нежилась в лучах сомнительной славы, в качестве девушки Ярослава Басова.
Вот только в друзьях, кроме единственного имени никого. И в реакциях тоже.
Я изгой.
И все мои мысли будто бы напоказ, а этот парень их читает, тут же выдавая мне пилюлю от страха.
И предала…
За пятнадцать минут до четырёх утра прощаемся. Долго. Размазывая последние мгновения нашего общего космоса тонким флёром счастья по своей уже скучающей душе. Укутываемся в образы друг друга. Засыпаем, обещая, что утро наступит раньше, чем обычно…
Будильник взрывает мозг. Сердце срывается с цепи, на секунду пугаясь моего отражения в зеркале шифоньера, а затем облегчённо выдыхает, вспоминая, что теперь это просто новая я.
Подумаешь, волосы!
Зато всё будет иначе. Я перелистнула страницу.
Он перелистнул. Мой мальчик, который спас меня от злого Серого Волка. Вывел из тёмной чащи на солнечный свет. Подарил надежду на светлое будущее.
Мой Яр…
С утра порхаю. Тело не замечает недосыпа, нервного истощения от предыдущего дня и усталости. Оно горит от предвкушения. Возбуждённо дрожит в ожидании часа Х, когда мы с Басовым снова будем вместе. Когда он прикроет меня своей широкой спиной от всех ужасных чудовищ.
И просто скажет: «не бойся, я с тобой!».