Спорим, тебе понравится? (СИ)

— Всё, Истома, я дорвался. Ты моя. И тормоза нам не нужны. Поверь, — каждое его слово было словно гвоздь, забитый в крышку гроба моей выдержки и благоразумия.

— Ах, — укусил меня за мочку и чуть потянул.

— Вот, правильные слова — произноси их почаще, — выдохнул Басов, а затем закинул меня на себя и с силой потянул ближе, пока наши бёдра с искрами не соприкоснулись.

— Боже!

— Да, я здесь...

Вот только после второго звонка Молекулы нам всё-таки, с протяжным и протестующим стоном, но пришлось оторваться друг от друга, а потом сесть в машину и понестись в сторону моего дома. А там мы, не в силах смириться с будущим расставанием, снова набросились друг на друга.

Языки сталкивались, высекая разноцветные фейерверки. На губах — дурманящий эфир. Внутри нас — огненный смерч, сносящий всё на своём пути.

Что там говорила мама о том, что мне нельзя? П-ф-ф, да плевать!

— Мне пора? — скорее спрашиваю я со стоном.

— Чёрт, Истома, на хрен твою маму! — рычит и кусает меня за нижнюю губу.

— Там ещё и бабушка есть, — смеюсь я, а он только заходится в глухой злобе и крепче сжимает меня в своих сильных руках.

Мой мальчик...

— Что им скажешь? — кивает на мои волосы и теребит за капюшон худи. — Давай вместе отмазку придумаем?

— Не надо. Я знаю, что говорить.

— Уверена?

— Угу. Ну я пойду? — всё-таки собираюсь с силами и тяну на себя ручку автомобильной двери. Вот только выйти не могу. Просто сижу и бесконечно обнимаю взглядом дорогие сердцу мужские черты.

— А-а-а, — ворчит Басов, а затем тянется к бардачку, вынимая из него какую-то коробочку, в которой на поверку оказывается такой же, как и у него, дорогой смартфон.

— Что это?

— Это тебе, Истома. Там уже стоит симка с безлимитным доступом в сеть. Мой номер в телефонном справочнике забит. Буду писать — попробуй только не ответь — зацелую насмерть.

— Дурак! — улыбаюсь я, но всё-таки отрицательно качаю головой.

— Даже не пытайся свинтить!

— Но я не могу его принять, — пробую достучаться я до парня, но ему мои потуги, что об стену горох.

— Не драконь меня, — супится Басов, и я всё-таки принимаю из его рук коробочку с телефоном, — и следи, чтобы мама твоя его не нашла. Ок?

— Ок.

Последний поцелуй на прощание. Болезненный спазм за рёбрами, когда мы всё-таки расстались. И ещё один, когда его машина с пробуксовкой выскочила из моего двора и скрылась за поворотом.

Я же только понуро потопала домой, уже зная, что именно скажу матери, когда она узрит мой обновлённый внешний вид.

Звонок в дверь. Кислород в лёгкие на максимум. Нервная волна дважды сотрясает тело, накачанное адреналином.

Обдолбанные бабочки притихли. Раскормленные счастьем тараканы уснули без задних ног.

Я снова одна.

— Явилась! — слышу яростное за дверью, а через минуту вздрагиваю, когда мать на пару с бабкой появляются на пороге и в ступоре смотрят на меня.

Ну погнали.

— Добрый вечер...

Глава 27 – Я слышу голоса...

Вероника

Моей косы больше нет. Мокрая одежда бесформенным комком лежит в пакете вместе со школьной обувью. Рюкзак понуро висит на плече. Я (о господи, боже!) в брючном костюме. Губы горят от поцелуев. А кожа пылает, всё ещё помня дерзкие прикосновения Басова.

И да, вчерашняя Вероника Истомина впала бы в истерику, а потом и вовсе бы лишилась чувств от перспектив быть сурово наказанной. Но сегодня всё изменилось...

И Вероника стала другой. Смелой. Потому что где-то там был парень с глазами цвета шоколада, который мысленно поддерживал и верил в то, что его девочка больше не чья-то игрушка для жестоких игр.

Уже нет.

— Последние времена, — шепчет побелевшими губами бабушка и оседает на банкетку, хватаясь за сердце и хапая воздух короткими, рваными вдохами. Крестится.

— Ты..., — голос мать подвёл, и она поперхнулась, а затем и вовсе хрипло закашлялась, не в силах, очевидно, словами объяснить весь тот спектр негативных эмоций, который у неё вызвал мой внешний вид. Наверное, именно поэтому она решила просто набрать в лёгкие побольше воздуха и проораться как следует. — Да ты обезумела, Вера?

Схватила меня за грудки и со всей дури потянула на себя, настолько резко и сильно, что я чуть не споткнулась о порог, а затем с грохотом захлопнула за мной входную дверь так, что она чуть не слетела с петель.

— Алечка, — вновь перекрестилась бабка, — ремень нести?

— Неси! — взревела мать, а я только понуро опустила плечи.

Но в следующее мгновение снова их расправила и задала вопрос:

— А может опять горох?

— Да как ты смеешь? — и ладонь матери со звонким щелчком опустилось на моё лицо. — Бесстыжая!

Но я только повернулась к ней другим боком, как было рекомендовано в святом писании, и дрожащим голосом спросила, глядя прямо в её налитые яростью глаза.

— Вот так бить будешь, мам, да? Без суда и следствия? Ну давай, я не стану противится твоему злу и уже, как видишь, подставила вторую щеку.

— Заткнись! Довела мать до белого каления, так ещё и умничать удумала? Неделю будешь грехи отмаливать у Господа нашего, срамная девка!

— М-м, ну как скажешь...

— Мерзавка!